кабинет директора Брауна.
Я взглянул на остальных с их неуклюжими упаковками туалетной бумаги и ухмыльнулся.
— Кто последний, тот должен предложить подтереть Брауну задницу, когда мы его увидим, — бросил я вызов, мое сердце подпрыгнуло при мысли о гонке.
— К черту это, — Киан бросился бежать, и я рассмеялся, когда мы с Сэйнтом последовали за ним.
Было чертовски неловко взбегать на крутой холм с двумя огромными пакетами туалетной бумаги в руках, но я всегда был самым быстрым из нас. Киан выбирал бокс для своих кардиотренировок, если мы не были на футбольном поле, поэтому его было легче всего победить. Может, он и был большим ублюдком, но он не мог преследовать кого-то так, как это мог я.
Моим соперником был Сэйнт, который взбирался на холм, как носорог, зажимая под каждой мышкой по пачке туалетной бумаги. Мы выглядели чертовски нелепо, но я стиснул зубы и вышел на первое место чистой силой воли. Я не мог отделаться от мысли, что любой, кто видел нас, мог только вообразить, что у нас крупная порция дерьма, и мы мчались к ближайшему туалету, вооруженные белой дрянью, чтобы подтираться сколько душе угодно.
Я бросился к дверям Аспен-Холлс, Сэйнт следовал за мной по пятам, вознося свой триумф в ночное небо, когда эта маленькая победа заставила мое тело гудеть от удовлетворения. Черт, я любил побеждать. Даже такое тупое дерьмо, как это. Не имело значения. Я все равно был на вершине.
На вершине холма несколько студентов сидели на скамейках для пикника под большими оранжевыми прожекторами. Они были устроены так, чтобы из них открывался вид на долину, в которой располагался кампус, и это было одно из излюбленных мест для времяпрепровождения на территории школы.
Группа футболистов сидела вместе. С ними тоже было несколько девушек, и я заметил, что Мила Круз смотрит на меня с колен Дэнни Харпера, явно все еще злясь из-за того, что мы предъявили права на ее бывшую соседку. Крутое дело, солнышко.
Я не мог удержаться от ухмылки, когда заметил нескольких Невыразимых, сидящих в стороне от свободного места за своим собственным столом.
— О, смотрите, — промурлыкал Киан, остановившись рядом с нами. — Посвежевший Наживка.
Парень, о котором шла речь, определенно услышал это, глядя на нас из-под своей наполовину сбритой шевелюры. Это дерьмо все еще было забавным, хотя прошло больше недели. Когда они снова отрастут, я планировал в следующий раз заставить Татум выбрить в них член.
— Это туалетная бумага? — Халявщица поднялась на ноги с таким видом, словно у нее вот-вот потекут слюнки при виде наших запасов. Меня не удивило, что она отчаянно нуждалась в белых патронах, другие студенты пришли бы за ее запасом, как только у них закончатся.
— Держу пари, ты жалеешь, что у тебя не было чего-нибудь из этих припасов в ту ночь, когда ты заработал свое имя, а, Спринцовка? — Крикнул я, заметив говнюка среди их маленькой банды.
Чед Маккормак и некоторые другие футбольные спортсмены смеялись вместе с ним, чтобы немного подбодрить мое самолюбие. Не то чтобы оно в этом нуждалось. У меня было так много трофеев, что я не знал, что со всеми ними делать. Я знал, что я номер один во всем, и мне не нужно было, чтобы кто-то похлопывал меня по спине за это. Но кому не нравилось, когда его время от времени похлопывали по спине?
— Все, кому нужна туалетная бумага, следуйте за нами, — крикнул Сэйнт, его голос был пронизан состраданием, как будто он обращался к своему тезке.
Официальная история, стоящая за его именем, заключалась в том, что его мама, едва взглянув на его ангельское личико, когда он родился, сказала, что он — единственное по-настоящему хорошее, что у нее есть в этой жизни. А что-то по-настоящему хорошее могло быть только в Сэйнте. Но я был готов поспорить, что это было лошадиное дерьмо. Скорее всего, она взглянула в маленькие злые глазки малыша Сэйнта и попыталась дать ему благочестивое имя, чтобы отогнать демона, который, как она видела, смотрел на нее из них. Конечно, это не сработало. Честно говоря, нам просто повезло, что он не сгорел сам в тот момент, когда ступил в Храм и ступил на святую землю.
Невыразимые колебались, переводя взгляды друг на друга, поскольку чувствовали подвох, и, честно говоря, улыбки Киана было достаточно, чтобы сказать, что по крайней мере одному из них сегодня надерут задницу.
Он всегда был таким в ночь после того, как ходил на одну из тех драк в городе. Я вроде как думал об этом, как о том, что он переспал и у него был лучший секс в его жизни, а затем на следующую ночь его тело просто жаждало еще немного этого экстаза, поэтому он хотел его еще раз.
И я достаточно хорошо знал это чувство. Я боролся с ним с той самой ночи, когда был похоронен в Татум Риверс. Я был пленен этой девушкой, кем бы она ни оказалась. Я просто не мог перестать представлять все то, что я делал с ее телом, когда она была рядом со мной, и, конечно, я жаждал большего. После нее у меня даже не было другой девушки. Даже не думал об этом. Что было слишком чертовски странно, чтобы что-то не значить. Но я тоже жаждал ее уничтожения. В качестве расплаты за то, что сделал ее отец. Это разрывало меня на части. Как будто во мне теперь жили две части моей души вместо одной, но в моей плоти не было места, чтобы вместить их обе сразу. Поэтому я набросился на каждую из них, когда они вырвались из моих объятий. Вот почему мне пришлось тащить ее в лес с этим пистолетом. И почему я должен был поцеловать ее в тот момент, когда понял, что не собираюсь нажимать на курок. Толчок, который я почувствовал к ней, был ослепляющим. Я просто не знал, перед какой частичкой своей души я собираюсь уступить со дня на день.
Сэйнт не стал ждать, чтобы проверить, следуют ли за нами Невыразимые, когда он отпер дверь, и мы направились в Аспен-Холлс, но я заметил, как Наживка отделился от группы и поспешил прочь. Вероятно, умный ход, если честно.
Мы шагали по темным коридорам, и звук множества шагов за нами перемежался хихиканьем футболистов, которые подходили узнать, что мы будем делать дальше.
Мы прошли прямо мимо заброшенного стола секретарши и подошли к дубовым двойным дверям, за которыми
