Рэм утверждал, что Дэни могла бы с детства быть нормальным ребенком, но жившие в ней воспоминания говорили об обратном. Разве не видела она уже тогда всей разницы между собой и сестрой? Причем с самых первых дней, сохранившихся в ее памяти. Этот ее сон, когда они вдвоем с Даниэль мчатся по цветущему лугу… он был всего лишь сном, не более того. Сестра никогда не была в состоянии так бегать! Но ложь, сказанная Рэмом, была теперь опубликована, и ничто не заставит людей изменить свое мнение — никакие последующие опровержения или разъяснения.
«Но какое, в сущности, все это имеет значение?» — спросила себя Дэзи и поняла, что никакого. Все, кто так или иначе был замешан в этой истории, уже мертвы. Никому, кроме нее самой, нет ни малейшего дела до случившегося. И к тому же все это было так давно, так безнадежно давно. И как же она была погружена во все это! Только сейчас, после выплеснутых Рэмом обвинений, она осознала это до конца.
Неожиданно Дэзи очутилась под перекрестным огнем четырех прыгавших и отчаянно визжавших фрисбистов. Пока они швыряли пластмассовую тарелку над ее головой, она сидела, пригнувшись. Через несколько минут, однако, игроки переместились в сторону, и шумные выкрики постепенно стихли, дав ей возможность вернуться к осмыслению чувства, так часто мучившего ее в прошлом. Чувства, говорившего ей, что она никакая не княжна Дэзи, а самая настоящая самозванка, не имеющая никакого права на княжеский титул.
В какой-то миг это сделалось для нее совершенно ясным: никакая она не княжна Дэзи, потому что Дэни никогда не была княжной Даниэль. Она даже вскрикнула. Все эти годы, когда Даниэль оставалась укрытой от всего света, мысли о сестре преследовали Дэзи неотступно, настолько близка она была с Даниэль. Сознание, что Дэни никогда не сможет по-настоящему стать взрослой, лишало Дэзи возможности жить собственной полноценной жизнью. Она не могла, не имела права быть счастливой, в то время как сестра и не подозревала в своем заточении, что такое подлинная радость. Но сейчас все разом переменилось!
Сейчас они с Даниэль наконец-то воссоединились. На фото в «Пипл» они стояли обнявшись, и рука Дэзи лежала на плече сестры-близнеца, которую отняли так давно, что это почти не сохранилось в памяти. Теперь с их разлукой покончено! Покончено навсегда. Их родство подтверждено перед лицом всего мира, и возврата к прошлому нет и быть не может. Теперь Дэзи могла признать: по-своему Дэни была даже счастлива, и ей, ее сестре, нечего отказывать себе в праве на собственное счастье, ибо от этого Дэни не станет более счастливой. Пытаться же исправить прошлое она не в силах. Это и вообще невозможно.
В том ее сне, в том сне… они обе были действительно счастливы!
О чем она больше всего думала в жизни? Задав себе этот вопрос, Дэзи поняла: больше всего в жизни ей хотелось обрести свободу — свободу стать самой собой! Ну что ж, решила она, теперь, видит бог, она помимо своей воли стала самой собой, и все могут это видеть на цветной и черно-белой фотографиях или прочесть об этом в статье «Пипл». И какие бы неточности ни допустил Рэм в своей информации, двойная жизнь, которую все эти годы вела Дэзи, чтобы каким угодно способом выбить из состоятельных людей деньги, необходимые на содержание сестры в школе Королевы Анны, стала всеобщим достоянием. И что тут страшного? Разве она, спросила себя Дэзи, когда-нибудь, хотя и делала это ради денег, нарисовала хотя бы один портрет, за который ей было бы стыдно? И какая, в сущности, разница, что контракт с «Элстри» она на самом деле подписала, чтобы купить себе свободу от домогательств Рэма? В конце концов, она имеет право распоряжаться своей жизнью так, как считает нужным. Так, как поступила бы на ее месте любая другая женщина.
И нечего ей беспокоиться по поводу того, как все это отразится на фамилии Валенских — она сама носит эту славную фамилию и может пользоваться ею, как захочет. Каким все-таки чванливым идиотом оказался Рэм! Как будто сама Дэзи понятия не имела, чего она в действительности стоит: ведь именно учитывая стоимость ее имени и образа, корпорация и купила имидж «княжны Дэзи» за миллион долларов, приобретя права на фото, рекламные ролики с ее участием и многочисленные интервью. Что с того, что имидж этот и она сама — две разные вещи? Главное, что она, Дэзи, отдает себе в этом отчет. А раз так, то никакого вреда тут нет. Все те, чьим именем она по-настоящему дорожила, такие, как Кики, Люк, Анабель… даже Винго и Ник Грек, тоже прекрасно представляли эту разницу. И уж, конечно, знал ее Норт. Давно знал и поэтому так бесился.
Что уж говорить о Патрике Шенноне… Дэзи тщательно исследовала приплюснутую траву Шип-Медоу, прежде чем улечься на газон и предаться раздумьям. Патрик Шеннон… Патрик Шеннон… Этот человек любит ее. Ее, а не придуманный образ «княжны Дэзи»! Вчера она была так убита случившимся, что подлинный смысл слов Шеннона не дошел до нее. Но сейчас, лежа на спине и глядя в бездонное небо над Центральным парком, Дэзи вдруг поняла их тайный смысл, и сердце ее, которое так много пережило за минувшие сутки, заметалось в груди. В сущности, не могла не признаться самой себе Дэзи, и обретенная ею храбрость, и это упоительное чувство свободы, и новая мудрость, проснувшаяся в ней, — все это объясняется ее уверенностью в том, что Шеннон любит ее. Ну и в какой-то мере, вероятно, дело было и в ее любви к нему — любви, какой она до сих пор не знала и, наверное, никогда больше не узнает.
«Так ли это?» — подумала Дэзи и тут же вскочила на ноги. К черту! Нечего искать ответы на вопросы, которые ее мучили. Хватит все время изводить себя, взвешивая, уточняя, прикидывая… и вечно пытаясь подстраховаться. Хватит!
Она посмотрела на часы.
До намеченной встречи с Кики в зоопарке оставалось еще полчаса. Поднимаясь, Дэзи защемила прядь своих волос. «Интересно, — подумала она, — куда подевался мой шарф, которым я замотала волосы?» Она выпрямилась и огляделась Так и есть — шарф валялся на траве неподалеку, там где она только что лежала. Лежала и думала о свободе, которая наконец-то пришла к ней. Похоже… если только не верить в мистику, похоже, что это она сама безотчетно развязала шарф и освободила свои волосы!
Дэзи рассмеялась, открыв маленькую сумку и пытаясь найти расческу, которую всегда носила с собой, чтобы привести в порядок волосы. Она расчесывала их до тех пор, пока они не упали на лицо серебристой пеленой, сверкавшей на солнце подобно тысяче светлокрылых бабочек. Взглянув на себя в зеркальце пудреницы, Дэзи провела пуховкой по носу и слегка подкрасила губы. Затем убрала темные очки в сумку, заправила пуловер и, скрутив шарф жгутом, завязала его на поясе.
