трогательно, у них не прекратились: Айвар, к счастью, сохранил мужскую силу, а Налия с годами стала более мягкой, нежной и податливой. Пожилые слуги всегда с умилением замечали, как у супругов после уединения блестят глаза и как трепетно они держатся за руки.
Впрочем, в их отношениях вообще появилась какая-то особая сентиментальность в лучшем смысле этого слова, словно пара уже отметила серебряную свадьбу, а не чуть более десяти лет брака. Они постоянно обменивались ласковыми словами или просто взглядами и мудрой улыбкой, будто им двоим были ведомы некие интересные тайны. Больше всего им нравилось делать друг для друга что-нибудь приятное, даже если это были сущие пустяки. Когда Айвар выходил на прогулку, он непременно покупал для жены фрукты или сладости, и к завтраку они всегда приходили вместе. С утра он перво-наперво освежал сухую кожу лица, принимал глазные капли, чтобы убрать красноту, чистил зубы и одевался, немного скучая по прежнему пренебрежению к семейной этике. Когда-то он, встав с постели, натягивал только джинсы и шел завтракать босиком, а Налия в одной ночной рубашке мельком глядела в зеркало, но теперь с привычками молодости приходилось расстаться. Слуга брил его опасным лезвием, подстригал волосы, а со всем остальным он справлялся сам.
Жена тоже всегда садилась за стол ухоженная и нарядная. Служанка, пожилая добродушная эфиопка, которую Налия привыкла звать тетей Эммебет, с удовольствием заботилась о них обоих. После интоксикации у Айвара понемногу слабела печень и все чаще приходилось питаться диетической едой, но служанка всегда готовила вкусно и удивительно красиво. Айвар и Налия успели познать все вкусы мира, от суровой еды африканских бедняков до деликатесов в лучших западных ресторанах, но теперь домашняя пища казалась им лучшей. К тому же, Налия не забывала о любимой посуде и скатертях, хранящих много светлых воспоминаний.
Провожая супругу по утрам, Айвар всегда наблюдал вокруг одно и то же — проезжал школьный автобус, издалека голосила домашняя птица, потягивало ароматом свежего хлеба и творога с привозных прилавков, из соседнего дома выходила старенькая хозяйка, о которую терлась ленивая пушистая кошка, служанки таскали из колодцев воду. То и дело слышались сердечные африканские приветствия и пожелания доброго дня.
Если у Айвара не было учеников, Налия всегда просила его к ее приходу перевести на амхарский язык выдержки из русской литературы или перепечатать какие-то редкие рукописные материалы для общинного центра. Этим он обычно занимался до обеда, потом ел в компании Кемаля, Эммебет и их племянницы Руфаро, горбатой девушки, которая служила в доме горничной. Слуги очень любили это время: с Налией они все-таки держали некоторую субординацию, а Айвар был для них близким другом, с которым можно было поговорить о городских сплетнях, о родне, о том, что показывают в маленьком местном кинотеатре и пишут в газетах.
Потом он чаще всего дремал, читал газеты и книги, наводил порядок в семейной библиотеке. В ней обнаружилось много ценных изданий, а главное, забытых и утерянных реликвий вроде фотографий, открыток, театральных программ какого-нибудь далекого года.
В остальное время Айвар в ожидании приезда жены просто подолгу сидел в саду — наблюдал за порхающими меж цветов бабочками, слушал птичий щебет. И вспоминал, что когда-то давно, на другой земле, было нечто похожее — долгожданное северное солнце прогревало влажную, болотистую почву, подсвечивало полупрозрачные сиреневые лепестки иван-чая и играло с причудливыми тенями на асфальте.
Потом возвращалась Налия, и после ужина супруги немного гуляли, а потом любили посидеть на крыльце дома и обсудить минувший день. В эти моменты они, несмотря на седые волосы Айвара, казались обычной молодой парой, как много лет назад, когда любовались Аддис-Абебой с крыши. Правда, Айвар постепенно уставал говорить из-за сухости во рту и горле, но Налия всегда это замечала вовремя и сразу спрашивала:
— Ну что, принести попить? Или мороженого?
Он не любил доставлять жене хлопот, зная, что она устает на работе, и старался ни о чем не просить, однако Налия оказывалась на шаг впереди и безошибочно угадывала, когда у него что-то болело или беспокоило. Иногда Айвару сразу после прогулки хотелось прилечь, и она заваривала ему чай, подолгу читала вслух или ставила диски с какими-нибудь фильмами на стареньком проигрывателе.
Потом подходила ночь и Налия помогала ему подняться на второй этаж, но после этого он, приняв таблетки, настаивал, чтобы она позвала к нему Кемаля и шла отдыхать. Она со временем привыкла к этому порядку и была безмерно благодарна за него мужу: возможность хотя бы немного полежать в ванне, почитать книжку и просто поразмыслить перед сном очень укрепляла душевное состояние. Тревога за Айвара никогда ее не оставляла, но наедине с собой все-таки становилось чуть легче.
В канун новогоднего торжества Энкутаташ, когда в центре Аддис-Абебы шли шумные гуляния, а глава государства зажигал огромный костер, Айвар с Налией поехали на праздник в деревенскую церковь, которая уже была им почти родной. Селяне, одетые в народные костюмы и накрывающие на свежем воздухе столы с тушеным мясом, инджерой и медовым вином, встретили их с радостью, особенно дети, которые по традиции украсили себя веночками из желтых цветов и распевали задорные песни.
Возвратившись с праздника домой, Айвар был в приподнятом настроении, и Налия заметила в его глазах давно не виденный блеск. Он посмотрел на свое отражение в большом зеркале. Одной из самых трогательных просьб родителей Налии было сохранить их любимые личные вещи, и теперь супруги нарядились в их парадную одежду старой, но благородной моды. Правда, ее пришлось чуть подгонять: Айвар, хоть он и был всегда ширококостным, все же уступал в габаритах грузному тестю, а Налия была выше и крупнее в плечах, чем ее изящная мать.
И сейчас Айвар был одет в бежевый костюм и светло-сиреневый жилет поверх белой рубашки, в который был заправлен шейный платок из элегантного серого шелка. Волосы у него поседели еще больше, к тому же впервые в жизни он стал носить усы, придавшие лицу умудренный и бесстрастный вид. И хотя в нем почти ничего не осталось от прежнего хулиганского облика, сейчас он вспомнил о детстве, когда их с закадычным другом Даниэлем считали похожими на героев индийского фильма «Сангам».
«Интересно, помнит ли его сейчас кто-нибудь в России?» — подумал Айвар. Странный, путаный, алогичный и печальный фильм, совсем не похожий на другие индийские мелодрамы. Его, возможно, нельзя понять, не пережив такого же переплетения судеб, чувств и мировоззрений.
Сейчас он с удивлением понял, что стал еще больше похож на обаятельного, порывистого и
