Ни разу за всю свою жизнь. Глубокие морщины от смеха окружают его рот, предполагая обратное, но лично я считаю, что эти морщины не более чем ложная реклама. Этот ублюдок не способен на веселье. Мужчина с отвращением ставит пиво Пакса на стол и ковыляет обратно в другой конец бара, где решал судоку с тех пор, как мы вошли.
— Знаешь, — Пакс потягивает свое пиво, искоса поглядывая на меня, — ты мог бы просто признать это. Я готов смотреть, как ты трахаешься с местным жителем в любой день недели. Это лучше, чем выполнять наше задание по английскому. Но мы все знаем твою маленькую уловку… — Он машет рукой в сторону бара и нескольких шумных посетителей, стоящих у бильярдного стола. — Это маленькое представление, которое ты собираешься разыграть, бесполезно. Мне наплевать на девушек из Вульф-Холла, но я все еще гребаный человек. Время от времени мне сносит крышу. Ты ходишь так, словно не поддаешься искушению. И был таким с того самого дня, как мы встретились и до того дня, как ты сломал свой член и оказался в больнице, — растягивает он. — И хорошенькая девушка с вьющимися волосами устроила тебе словесную порку. А теперь ты, как какой-то гребаный влюбленный щенок, натыкаешься на мебель и трахаешь ее глазами.
— О чем ты, черт возьми? Я никого не трахал. — Мне это не нужно. Честно говоря, я бы все отдал, чтобы вернуться домой, запереться в своей комнате и выполнить задание по английскому, о котором только что упомянул Пакс. Насколько это, бл*дь, жалко? Моему темпераменту требуется много времени, чтобы закипеть, но как только он начинает немного пузыриться, не требуется много времени, чтобы заставить его бурлить. Если Пакс скажет еще одно слово о Карине (что он определенно сделает) я взбешусь и разобью каждый стул в этом баре, пока не останется ничего, кроме дров для растопки. Это не займет много усилий, так как эти табуреты чертовски шаткие и скреплены изолентой. Но все же. На Рэна это не произведет впечатления.
— Я понял, чувак. — Пакс прижимает бутылку пива к губам, но я все еще вижу ухмылку, которую он пытается подавить в уголках глаз. — Она горячая штучка. Большие сиськи. Странное чувство моды, но неважно. Ее одежда не имеет значения, когда ее разденешь. И ее задница феноменальна. Сочная, как гребаный персик. Она, должно быть, много приседает, чтобы иметь такую задницу, как… ЭЙ!
Я хватаю его за загривок, впиваясь пальцами в его кожу. Судя по всему, Пакс не фанат такого обращения, но мне плевать на его недовольство. Я наклоняюсь и прижимаюсь лбом к его виску, говоря тихо, чтобы только он мог слышать.
— Клянусь Богом, Пакс Дэвис. Если ты не заткнешься на хрен, я вырежу тебе язык ржавым ножом, и ты до конца своих жалких дней останешься задумчивым, молчаливым типом.
— Стой, стой, стой! Спокойно. — Чья-то рука хлопает меня по плечу, и вот, наконец, прибыл наш сосед по дому. Рэн появился как раз в тот момент, когда я собирался избавиться от своего едва сдерживаемого разочарования. Он отдергивает мою руку, затем сам обнимает Пакса за шею, притягивая его в дружеский захват. Все это время Рэн не сводит с меня глаз. — Ты нажимал на его кнопки, Дэвис? — спрашивает он Пакса.
Пакс только фыркает.
— Трудно этого не делать, когда он ведет себя как озлобленная маленькая сучка.
— Да. Ты действительно кажешься немного не в духе, чувак, — замечает Рэн, одна из его темных бровей вопросительно приподнимается. — Посетительницы «Косгроув» тебе сегодня не по душе?
Очень смешно.
В баре пьют только три женщины. Две из них одеты в леопардовый принт, а у третьей не хватает переднего зуба. Рэн смеется, сам рассматривая варианты.
— Хорошо, ладно. Сегодня вечером скудная добыча. Хотя еще рано. До закрытия четыре часа. Никогда не знаешь, кто войдет в эти двери.
Мне не нравится, как он это говорит. Заставляет меня думать, что парень что-то задумал, и Карина может появиться в любой момент. Я бы не сбрасывал этот вариант со счетов. Рэн посчитал бы самым верным испытанием, если бы я мог пофлиртовать с незнакомкой и исчезнуть с ней в туалете, а Карина сидела бы в одной из кабинок, наблюдая за происходящим. Тогда я смог бы доказать свою незаинтересованность. Дрожь раздражения пробегает по моей спине, поднимаясь от одного позвонка к другому, пока не достигает затылка. К счастью, появление Паттерсона избавляет меня от необходимости отвечать. Мужчина одаривает Рэна, своего босса, взглядом, который может одновременно снять краску и свернуть молоко.
— Что вам угодно, Ваше Высочество?
Привыкший к сварливому характеру Паттерсона, Рэн одаривает бармена обаятельной улыбкой.
— Я возьму самый лучший «Лонг Айленд Айс Ти» во всем Маунтин-Лейкс.
— Это тот, где я смешиваю столько разных видов алкоголя, сколько могу, в один стакан, верно?
Рэн кивает.
— И крошечную порцию колы, пожалуйста. Не хотелось бы, чтобы кто-нибудь подумал, что я пью крепкий алкоголь в чистом виде, не так ли?
Паттерсон излучает неодобрение.
— Не думаю, что кому-то есть до этого дело.
Мужчина поворачивается, чтобы уйти, но я ставлю свое недопитое пиво на стойку бара и делаю свой собственный заказ.
— Мне «Манхэттен».
Старик делает поклон.
— Ваша Светлость желает «Манхэттен»?
Неужели он действительно думает, что может оскорбить меня всем этим «Ваша Светлость»? Я имею дело с этим дерьмом с того самого дня, как родился.
Лучезарно улыбаюсь ему, приклеивая улыбку, которая очаровала бы кружевные трусики изнеженной задницы королевы.
— Со льдом, пожалуйста.
Пакс выхватывает у меня недопитое пиво, прежде чем Паттерсон успевает выбросить его в мусорное ведро.
— Какого хрена ты пытаешься выбросить совершенно хорошее пиво?
— На вкус как мыло, чувак. Расслабься.
— Не мыло. На вкус, как восхитительный хмель. И любой чувак, который предпочитает «Манхэттен» пиву, на самом деле не мужик.
Паттерсон возвращается и ставит стакан на стойку перед Рэном, сердито глядя на моего
