- Что, родной? – спросила Анна хрипло, когда он прислонился к ней, зарываясь лицом в ее волосы, проводя носом по ее шее так ласково и нежно, что она с ума готова была сойти.
- Люблю тебя. - выдохнул он ей в губы и нежно поцеловал. Аня отвечала на поцелуй со всей нежностью, на которую была способна. В этот миг чувства к этому мужчине переполняли ее и хотелось выпустить их наружу . Вскоре они оторвались друг от друга, Аня прижалась к мужу, положив голову ему на плечо, а он зарылся лицом в ее волосы, вдыхая их запах, крепко держа ее в своих объятиях. Так они сидели довольно долго, приходили в себя, но разум прояснялся, и у Ани назрела куча вопросов, которые она решила не откладывать в долгий ящик, а потому шепотом спросила, отстраняясь в поисках халата:
- Что это было, Марусь?
Маркус натянул трусы с шортами и снял ее со стола.
- Пойдем в спальню, там и поговорим. - протянул он ей руку. Они вышли из столовой и пока поднимались по лестнице, Аня чуть со стыда не сгорела глядя на прислугу, которая как-то подозрительно суетилась и отводила глаза.
- Кажется, теперь все в курсе наших кувырканий. - шепнула она Маркусу, тот усмехнулся и весело парировал:
- Думаю, они в курсе этого уже очень давно, неоспоримый факт сейчас наверняка во всю требует завтрак.
Аня мысленно хлопнула себя по лбу, совсем забыла про дочь.
- Мне надо пойти покормить ее, да и... - начала было она, но Маркус втащил ее в спальню, закрыл за ними дверь и заявил:
- У нее полный дом нянек, так что обойдется чуток без мамы. Сейчас папочкино время.
После этих слов он прижал ее к двери и медленно освободил ее от халата, подхватил на руки и отправился в душ. Аня засмеялась, но уже через несколько минут было не до смеха. Прижатая к стенке душевой кабины, обхватив Маркуса за пояс, она извивалась от его ласк и, больше не сдерживаясь, громко стонала, заводясь от собственных криков. Так продолжалось очень долго, они так изголодались друг по другу, что не могли оторваться ни на секунду. Такого бешенного секса у них не было давно, очень давно, и теперь все тело ломило от боли, ныли такие места, о которых Аня даже и не подозревала. Обессиленная она лежала на кровати, засыпая, но при этом счастливая улыбка играла на губах. Приоткрыв глаза, увидела, что Маркус пристально смотрит на нее, улыбаясь уголком губ.
- Что? - прохрипела она севшим голосом. Маркус покачал головой, ласково провел кончиками пальцев ее по волосам и прошептал на своем родном языке:
- Voce e tao bonita, amor meu! ( порт. Ты так красива, любовь моя!)
Аня прикусила губу, она была так тронута, что не находила слов, но сдуру ляпнула:
- Ты тоже ничего так!
Маркус засмеялся и прижал ее к себе, целуя в макушку.
- Почему именно сейчас? -задала она мучивший ее вопрос спустя пару минут, поворачиваясь к мужу и заглядывая ему в глаза. Маркус тяжело сглотнул, но взгляд не отвел, а потом тихо ответил:
- Хотел, чтобы все было красиво, а не с каким-то калечем.
Аня закатила глаза, Маркус усмехнулся:
- Не получилось, не удержался. Просто знал, что изведусь за эти дни в Париже... Да и не по себе мне, Эни, после...
Аня тяжело сглотнула и отвела взгляд, но он приподнял ее за подбородок, заставляя смотреть в глаза.
- Я всегда был максималистом и требования к людям у меня были завышенные, а сейчас... Черт, сам себя опустил, потому что сам не смог следовать им. Прости меня, Эни. Я хотел поставить точку вот таким мерзким способом, но лишь в очередной раз замарал наши чувства. Мне нечем это исправить. Я не знаю, почему я такой идиот, Эни. Честно, не знаю. Я знаю, что ты уже устала прощать мне мои ошибки, но мне ничего иного не остается, как в очередной раз просить тебя простить меня.
Аня вытерла слезы и твердо ответила:
- Я давно тебе простила всё, Маркус. Когда мы любим, нам не нужны объяснения, мы сами найдем оправдание любимому. Прощение приходит без слов, просто тебя отпускает в какой-то момент, и больше нет злости и обиды. Теперь я это уже точно знаю. Меня отпустило, Маркус. Я готова перевернуть эту страницу в нашей жизни и начать писать новую историю, не забывая о прошлом, но и не погружаясь в него. А ты готов?
- Абсолютно. - ответил он без колебаний. Аня улыбнулась и добавила:
- Тогда пообещай мне, что больше никогда не будешь решать за меня, как мне будет лучше, с кем и когда! Иначе я уйду от тебя, Беркет, и я не шучу, ты достал меня со своим сексизмом!
Маркус прищурился и задумчиво почесал подбородок.
- Ну, я думаю, с кем, мы уже определись, а когда - думаю, договоримся.
- И как - мы тоже будем договариваться, все ясно?
- Есть, мэм!
- Дурашка. Я серьезно, Маркус.
- Я понял тебя, Эни. Я постараюсь. – ответил он уже серьезно, притягивая ее к себе. – А теперь давай поспим, мне лететь через пару часов.
Аня вздохнула, закрыла глаза и сама не заметила, как уснула.
Последующие дни прошли в суете. Маркус улетел в Париж, а Аня занималась подготовкой к дню рождения Дианы. Она страшилась этого дня, очень страшилась, боялась, что не выдержит. Но, как ни странно, торжество прошло довольно весело. Детей развлекали профессионалы, взрослые тоже старались не вспоминать, что, помимо рождения Дианы, год назад случилось еще одно событие. В общем, праздник удался. Аня и Маркус изо всех сил пытались посветить этот день дочери, хотя было нелегко, то и дело вспоминался Мэтт, но они стойко выдержали испытание. Ане с горечью пришлось признать, что теперь каждый год будет день, на который нужно набираться сил, чтобы не превратить праздник дочери в траур по сыну - это они оставят на следующий. Вечером они молча легли спать, каждый был погружен в свои нерадостные мысли. Аня лежала в темноте и не могла сдержать слезы. Еще год назад ее мальчик строил планы, бегал на заднем дворе по воскресениям, каждый вечер звонил им с Маркусом, чтобы рассказать, как прошел его день, порадовать их, а порой и огорчить. Такой красивый, всегда с улыбкой и с какими-то идеями, вечно ковыряющийся в каких-то железках. Грудь рвало на части, Аня уткнулась в подушку, подавляя рыдание, но тут же ей на плечи опустились ладони мужа.
- Иди ко мне. – прошептал он.
Аню не нужно было уговаривать, он так нужен был ей в этот день, в эту минуту, когда горе вновь ожило и душило в своих объятиях. Уткнувшись ему в грудь, она рыдала навзрыд, выплескивая всю боль, которая не исчезнет никогда.