Ознакомительная версия.
– Она училась в Москве? – еще больше задумалась Ольга Константиновна.
– Нет, Настя – самородок. Она вообще нигде не училась, у нее – дар. Может быть, принести вам карамельный чизкейк? Настя сама делает карамельную подливку из жженого сахара.
– Несите, – после секундного колебания решила Ольга.
В подмосковном коттеджном городке, где жила Ольга Константиновна, пришла мода на личных поваров. Сосед, склонный к социальному эксгибиционизму банкир, привез именитого повара из Парижа, о чем рассказывал на каждом углу. Ольгина подруга держала повара поскромнее – выпускника ростовского кулинарного техникума, доморощенного гения итальянской кухни. Другая подруга поселила в цокольном этаже своего дома китайца – после трех месяцев пряно-острого азиатского кулинарного разврата подругу увезли на «Скорой» с подозрением на язву желудка.
Ольге Константиновне было на моду наплевать – она считала себя чересчур самодостаточной, чтобы следовать тенденциям.
А вот семнадцатилетнюю Оксанку хлебом не корми – дай пустить пыль в глаза подружкам.
Ольга Константиновна с истерическим рвением баловала свою взрослую дочь, как будто бы безлимитная кредитка могла залатать черную дыру их несложившихся отношений. В глубине души Ольга понимала, что все она делает неправильно. Сначала бросила дочь на нянькин произвол, позволила той хлебнуть хмельной свободы европейских пансионов. А теперь, сама того не желая, внушает, что любовь имеет кредитно-дебетный формат. Но и остановиться не могла. Хочет Оксана туфли за полторы тысячи долларов – она их получит. Хотя сама Ольга Константиновна в свои семнадцать лет подкрашивала единственные парадные башмаки черным фломастером. Хочет проехать всю Европу с севера на юг в длинном лимузине? Ольга все организует – да еще и прессу соберет. Хочет личного повара? На ловца и зверь бежит – можно нанять эту тихую ясноглазую девочку. Сразу видно, с такой не будет особенных проблем. И платить ей можно в два раза меньше, чем получает соседкин китаец.
* * *
Звали ее, как первую из женщин, Евой. Ева Ангелито. Впрочем, скорее всего, это был псевдоним, а в паспорте ее значилось какое-нибудь труднопроизносимое венгерское имя, представляясь которым, она едва ли смогла бы завоевать весь мир. А это и правда было так – весь мир был зажат в ее увенчанных безупречными акриловыми ноготками руках. Целый мир – и благоухающий круассанами и неразбавленной любовью Париж, где у нее была квартира, и солнечный ленный Антиб, где она любила отдыхать, и закрытые пляжи Бразилии, и многоголосый гремящий децибелами модных баров Лондон, и Лос-Анжелес, где она проводила большую часть времени. Амстердам, Йоханнесбург, Мельбурн, Нью-Йорк, Рим… Все, что она пожелает, – к точеным ногам мадам.
Ева была порнозвездой. Не ширпотребной мочалкой с пирсингом в клиторе, которая филигранно умеет исполнять фокус «глубокая глотка» и общество которой можно купить за пару сотен долларов на рождественских сейлах. А настоящей звездой, которая из самых низов (вторые роли в поточной порнушке, которая снималась в крошечной, не слишком чистой студии на окраине ее родного Будапешта) смогла вскарабкаться на Килиманджаро порнобизнеса (главные роли в высокобюджетных картинах с претензией на интеллектуальную подоплеку, узнаваемое лицо, побывавшее на обложках всех престижных глянцевых журналов, огромное состояние). Можно сказать, она подняла престиж профессии порноактрисы на иной уровень. Многие американские школьницы, к ужасу своих родителей, заявляли, что они желают быть похожими на Еву Ангелито, и разбавляли розовый наив своих детских комнат порочной ноткой ее фотопортретов.
Она была красива.
Впрочем, сейчас про каждую вторую женщину говорят: красавица. Абонемент в солярий и спортклуб, курс lpg 2 раза в год, пара визитов к пластическому хирургу – вот вам и усредненный идеал красоты двадцать первого века.
Красота Евы Ангелито была иной породы. В юности ее часто сравнивали с Одри Хепберн. Не то чтобы у них было поразительное физиономическое сходство, но этот образ… Трогательно тонкая шея, подобранные темные волосы, широкие брови, теплый взгляд, тонкий нос, намек на улыбку. Наверное, поэтому она и выбилась наверх – уж больно не похожа была на классическую порноактрису. Никаких раздутых биогелем губ, никаких наращенных волос, никаких татуировок, почти никакой косметики. Принимая в своей постели как минимум троих мужчин в день, она умудрялась выглядеть невинной.
К своим двадцати семи годам Ева снялась почти в нескольких сотнях картин, ее имя было известно всему миру.
Сенсация ноября: главное порночудо мира прибыло в Москву и согласилось стать special guest на вечеринке клуба «La-La». Цена за бронь столиков была взвинчена в восемь раз, но все равно все они были разобраны за месяц до приезда superstar.
В тот вечер Давид Даев четыре раза сменил рубашку. Вызвал на дом стилиста и томную косметологиню – тримминг бороды, пилинг измельченными абрикосовыми косточками, эпиляция волос в подмышках. Сходил в солярий, выкурил расслабляющий косячок, откупорил бутылочку «Вдовы Клико».
Только Артем догадывался об истинной причине его взвинченности.
Ева Ангелито. Можно сказать, она была первой любовью Давида. Платонической, естественно, если это слово применительно к той, кто зарабатывает на хлеб хриплыми стонами на пропитанных потом простынях. Первое его сознательное влечение, вибрирующее волнение, ночные поллюции, первое и единственное любовное письмо, которое он так и не отправил, – все это было связано с ней, Евой. Он коллекционировал журналы, для которых она снималась, он сотни раз подряд просматривал ее фильмы, он, не склонный к глупому собственничеству, почти ревновал ее к партнерам по съемкам – этим наглым, смазливым, белозубым, с вечно стоящими членами, которые могли сколько угодно сжимать ладони на ее круглом заду, даже не осознавая, насколько им повезло.
– Старая любовь не забывается? – весь день подначивал его Артем.
– Еще раз поднимешь эту тему, скажу security, чтобы тормознули тебя на входе! – злился Давид. И зачем он двенадцатилетним подростком поделился своим зудящим томленьем с этим идиотом?
– Да ладно тебе, – он на десять минут умолкал, но потом упрямо начинал сначала: – А что, если вблизи она окажется совсем другой?
– Хочешь сказать, я ее вблизи мало видел, что ли? – усмехнулся Давид. – У меня экран во всю стену, можно все подробности разглядеть.
– Неужели ты и правда собираешься ее снять?.. Нет, тебе как владельцу клуба дадут, наверное, подойти и выразить симпатию… Но неужели ты и правда надеешься, что она на тебя польстится?
Ознакомительная версия.