- Пойти со мной, - дёрнул, будто срывал полотенце с бельевой веревки. Я едва не грохнулась - удержалась на ногах, вцепившись в стол; тарелка с нетронутой едой чуть не опрокинулась. Стул, проскрипев, упал. Ирка вздрогнула и затравлено уставилась на меня. Делать нечего - высоко подняла голову и последовала за турком… В душе нагнеталась буря. Как посмел? Кто такой? Плевать, хоть пуп земли! Я – гордая и независимая женщина. Не его собственность! Со мной так нельзя! Пусть ищет другую…
Не отпуская, протащил через огромную гостиную, мягкий кальян-зал и подтолкнул к лестнице наверх. Я вырвалась, подбоченилась:
- Не смей себя так вести! – зашипела, но тихо - наши разборки другим слышать необязательно. - Я не мусульманская бесправная жена… - мысль пропала, слова застряли в горле. Мир покачнулся, и я оказалась на руках Фатиха. Он стремительными шагами перескакивал ступени:
- Знать это, мурена! Хотеть тебя сейчас.
- С ума сошёл? – задохнулась, негодуя. - Мы час назад...
Возмущение выветрилось – он впился с такой страстью, что забыла, о чём спорили. Оторвался:
- Не усложнять…
Голова кружилась, я себе не принадлежала. Обвила шею и припала в поиске спасения – ещё одного глотка – живейшего поцелуя:
- Бери…
Фатих застонал. Восхитительно слышать, как он, не то мурлычет, не то мычит. Безумно возбуждающе. Внутри разыгрывалось пламя, тело подрагивало в предвкушении ласк. Мы не дошли до постели: Каплан ногой выбил дверь и, прижав к стене, овладел у порога. С такой яростью, будто ставил штамп. Или правильнее: «Моя! Беру, когда хочу и где хочу!» Принимала с вскриками и всхлипами – сдерживаться не было сил, ведь вколачивали словно выковывали трафарет. Правда, безболезненно. С Фатихом не чувствовала неудобства. Мы соответствовали друг другу - Инь и Янь.
Каплан, зарычав, вошёл резко, глубоко - содрогнулся и я, уловив последние вибрации, ощутила нахлынувшую волну. Сжала ногами торс - рухнула в пустоту, обмякнув в жарких объятиях. Фатих необузданный, ненасытный… внезапный… Мы ведь не предохранялись. «Пастинор»[1] нужно бы выпить, но где ж его взять? Рискнуть и завтра в России? Придётся, другого не дано. Хаотично раздумывала. Это всё, что могла.
- Скажи честно, не обижусь: зачем я здесь? – отлепилась от влажного плеча Каплана - впопыхах распахнула его рубашку, желая прикасаться к обнажённому телу.
- То есть? – Фатих напрягся и взглянул с прищуром.
- Ты нас с Иркой даже не познакомил с друзьями. Они болтают на своём, мы сидим и переглядываемся - лишние на вашем банкете тщеславия! Или ты и, правда, меня продать решил?.. - ахнула. По спине прострелила боль – Каплан снова влепил в стену, как Карабас Барабас, нацепляющий Буратино на гвоздь.
- Не друг – бизнес-партнерс! – гневался, стискивая мои плечи стальным хватом. Я опешила – Каплан чрезвычайно быстро взвинтился как налетевший тайфун. – Не лезть в дела, ты – любовница. С другими говорить не сметь… - вдалбливал ожесточенно. Набросился, терзая рот насильственным поцелуем. Вопреки пониманию воспламенялась. Ненависть смело, будто жухлый листок напором урагана. Разумное отступило – Каплан оторвался: - Ты – мой, - чеканил в губы, правдивостью словно окуная в ледяную прорубь. - Я не торговец телами. Ты здесь… Я хотеть совместить приятный с полезный.
Фатих вновь стегал словами, точно раскаленными прутьями. «Залепить» пощечину не позволило оцепенение и жуткая боль – душа и сердце обливались кровью, мозг лихорадочно переваривал сказанное. Не лезть… Любовница… Не сметь… Приятный с полезный… Грёзы рассеялись, мираж растворился. Вернулась на землю, но ноги подводили – не чувствовали тверди. Каплан прав! Когда потеряла границу реальности?
«Тогда, когда подумала, что нравлюсь ему», - пришёл ответ из ниоткуда.
Секс – ничего более. Мне уже не хотелось продолжения. Попала в плен турка, нужно срочно искать пути отступления, иначе...
Фатих ослабил хват. Я осела на пол, обхватив плечи руками – горели, словно в огне:
- Прости, - шепнула в прострации не своими губами.
Каплан тяжело дыша, отвернулся, заправляя рубашку в брюки. Точеный профиль удивительно прогрубел, черты заострились. Лицо мрачнее грозовой тучи, взгляд задумчиво-решительный.
В желудке скрутило, будто внутренности выжимались. Тело дрожало. Опустила голову и поправила задранный, смятый подол некогда отменного платья:
- Спасибо за правду, - голос лился монотонно, безжизненно, - теперь бы мне вернуться в мотель.
Турок обернулся так резко, что поток прохладного ветра долетел до меня:
- Куда спешить? – хрипловато бросил и шагнул навстречу. - Я хотеть провести ночь тут. С тобой…
- Хотеть – не иметь, – проигнорировала его руку и поднялась, гордо вскинув подбородок. – Обещать – не жениться. Если совместил , что желал, верни туда, откуда забрал - в мотель.
- Ты обещать не обижаться на правду, но обмануть, – Фатих прищурился, губы поджались.
- Я не обижена, - отрезала жёстко. Остановилась возле зеркала, приводя себя в порядок – ведь Каплан не задумывался, что его «жидкость» куда-то попала. – Правда настигла скорее, чем хотела и грубее, чем ожидала. Ты не открыл Америку - знала, что между нами секс, просто не поняла, зачем... - запнулась и развела руками, - вся эта показуха? Я бы с тобой и в шалаше переспала. Нет, я, конечно, ценю деньги и считаю, что не в них счастье, а в их количестве, но с тобой… по-другому…
Посмотрела на Фатиха через зеркало – на смуглом лице мелькнуло ожидание, волнение, оно сменилось просветлением, потом черты вновь ожесточились:
- Гульнуть от мужа…
Будто под дых врезали, а потом звонку оплеуху. Внутри свело от боли, щёки запылали. Новый правдивый удар. Чего грешить? Заслуженный…
- Оправдываться не буду, - устало мотнула головой. - У тебя свои причины – у меня свои. Разговора больше не будет. Хочу домой.
Пугающе долгие секунды перетекали в невообразимо гнетущие минуты, будто часы в подвешенном состоянии: убьют, помилуют.
- Мне нужен час, - кивнул Фатих. - Решить главный дело и отвозить тебя обратно.
Глава 7.
Мы вернулись к столу. Вспомнив Ирку, умевшую даже в самых щекотливых ситуациях выглядеть как леди, натянула приветливую улыбку и, как могла, изображала: «Всё отлично!» Вечеринка переместилась в кальянную.
Низкие широкие диваны, усеянные цветастыми подушками, окружали небольшой столик. Гости, развалившись, потягивали кальяны и неспешно выдували ароматизированный - плановый - дым. Освещение приглушенное – хрустальные бра в золотистых оправах по стенам, придавали обстановке интимности. Монотонный гомон и спокойная музыка - душевности. Бизнес-партнеры переговаривались тихо, будто в зале висело объявление: «не шуметь». Иришка отказалась от «дури», как и я. Она крутила бокал с красным вином, а после очередного глотка, закусывала виноградом. Сладковатый туман сгущался. Заполонил кальянную, вымещая нормальный воздух - голова наливалась тяжестью. Я поморщилась - сейчас бы на улицу или на море… Фатих вышел с мобилой, отвечая на энный звонок. Отмахиваясь от сероватого облака, посмотрела на подругу - она мирно переговаривалась с Салмадом. Он её одаривал открытыми улыбками и негромким смехом. Другая парочка, видимо, забыв о нас, целовалась всё жарче, игры становились более фривольными, открытыми. Женщина постарше, бросив несколько слов «козлобородому», прихватила опустевший бокал и тоже вышла. Симпатичная представительна нации. Изогнутые дугой брови, большие, сильно выделенные чёрным миндалевидные глаза, аккуратный нос, полные губы, подчёркнутые коричневым. Пышные длинные тёмные волосы, каскадом волн покачивались на уровне лопаток. Гордая осанка, стройная фигура с чуть полноватыми бёдрами от чего талия казалась несоразмерно тонкой. Я, окинув кальянную взглядом, встретилась с аспидно-угольными глазами полного турка. Выдувая новое облако, махнул мне. Покачала головой и отвернулась. Терпение на нуле – наркота не по мне, групповуха, начинающаяся в дальнем углу, тем более, да к тому же прошло довольно много времени, а Фатих не возвращался, вскочила из зала, ища свободы. Странно. Никого... А где мегера? Первое впечатление, конечно, бывает ошибочным, но женщина с бокалом излучала сучизм. Хлестким взглядом, жестами кошки, улыбкой гиены.
