Алекс невольно поморщился. Он не укорял Брук за невоспитанность. Его тронули горечь и тревога, прозвучавшие в усталом голосе. В ответ он произнес первое, что пришло ему в голову, и тут же пожалел о своих словах:
— Может быть, вам для разнообразия не помешало бы заняться своей личной жизнью?
Ну кто его за язык тянул?
— Ты что, забыл, почему здесь оказался? Ди — тоже часть моей жизни! Я растила ее одна с тех пор, как умерли родители!
— Но она уже достаточно взрослая, чтобы самой о себе заботиться. — Это была игра вслепую. Алекс понятия не имел ни о том, сколько лет ее сестре, ни как давно умерли их родители. Однако по ее раздраженному прищуру он догадался, что попал в цель. И осторожно двинулся дальше по этому пути, как слепой, бредущий по густому лесу. — Каждому рано или поздно приходится самому расплачиваться за свои ошибки.
— Но это была не ее ошибка, мистер Скорострел! — взорвалась Брук.
Ну вот, они опять вернулись к тому, с чего начали. Алекс подавил сокрушенный вздох. Конечно, она имела полное право на него злиться, ведь ей невдомек, что он ни в чем не повинен.
Ему уже до чертиков надоело отбивать ее атаки вместо того, чтобы дать волю своим истинным желаниям. Он попытался увести беседу от слишком щекотливой темы.
— Вы давно работаете на фабрике? — Конечно, Алекс отлично помнил содержание ее личного дела, но надеялся таким образом завязать разговор — вдруг всплывут какие-то важные детали?
Но она не спешила отвечать, делая вид, что слишком занята приготовлением какао: Брук размешивала его в кружке с такой яростью, будто готовила яд для своего кровного врага. Алекс не спускал с нее глаз и не заметил, как снова завелся, прикидывая про себя, так ли неистово и бурно она ведет себя в постели. Он молча взял протянутую кружку, стараясь не обращать внимания на плававшие там бурые комки и надеясь, что она не заметит его состояния.
Наконец Брук опустилась рядом с ним на пол перед камином и промолвила, не отрывая глаз от языков пламени:
— Шесть лет.
— Вы окончили колледж?
— Всего два курса. Пришлось бросить, когда мы остались одни.
— Чтобы воспитывать Ди?
— Очередная попытка прочесть мне лекцию о том, до скольких лет надо воспитывать детей? — с подозрением спросила она.
Надменный росчерк ее пухлых чувственных губ лишал Алекса самообладания, он готов был выложить ей всю правду. Невыносимо и дальше нести груз этой незаслуженной ненависти, когда он так отчаянно мечтал о ее любви!
Горячие, искренние слова так и рвались с языка, но он вовремя вспомнил, что привело его в этот город. Пожалуй, его признание делу не поможет! Из «негодяя Клиффа» он превратится в «большого босса» — и от этого станет еще хуже. А уж Брук не преминет отыграться на нем за свою оплошность — в этом можно было не сомневаться.
— Клянусь: никаких лекций! — пообещал он с безмятежной улыбкой.
— О'кей. Да, я бросила учебу, чтобы растить Ди. Мои братья к тому времени уже переженились и жили своей жизнью, отдельно от нас.
— И все свалилось на вас одну, — мягко произнес он, не в силах скрыть восхищения ее стойкостью. Она пригубила какао и скривилась от отвращения. Алекс невольно ухмыльнулся. — Хорошо, что вы попробовали его первая!
— Ужасная горечь! — призналась она.
Оба словно по команде отставили кружки в сторону, к камину. Теперь Алексу стало совсем худо. Не зная, чем занять руки, он только о том и думал, как бы обнять ее и прижать к себе.
— Ди очень тяжело переживала их смерть. — Она небрежно дернула плечом, но эта внешняя бравада нисколько не обманула Алекса. — Она была самой младшей, и мы все ее баловали, как могли.
Алекса бросило в пот от желания погладить ее по голове, отвести с лица пушистые рыжие пряди, коснуться ладонью нежной молочно-белой кожи — хотя бы на миг, а там будь что будет!
Не отрывая глаз от огня в камине, Брук снова передернула плечами, пробормотав:
— Не хватало только, чтобы я тоже разнюнилась! Алекс оставил ее слова без ответа. Он уже успел сделать несколько важных выводов. Судя по всему, когда они осиротели, Брук великодушно взяла на себя заботу о Ди, не позволяя предаваться собственному горю. По-видимому, тогда она твердо решила оградить младшую сестру от всех печалей и невзгод этого мира. И он ни в коем случае не порицал Брук за эту горячность. Напротив — она внушала ему искреннее уважение.
Но даже ее бескорыстная любовь к сестре не оправдывала столь необдуманный риск. В одиночку, безоружной, похитить незнакомого мужчину и оказаться с ним наедине в лесной глуши — и как только она до такого додумалась? Алекс сердито нахмурился. А вдруг в эту минуту из кафе вышел бы не он, а тот, настоящий Клифф, или кто-нибудь еще похуже? Несмотря на всю свою стойкость и отвагу, Брук ни за что не справилась бы со взрослым мужчиной!
Он сам удивился тому, как возмутили его эти недопустимые самоуверенность и беспечность. Воспоминание о том, что в качестве оружия Брук прихватила жалкий кусок пластика, только подлило масла в огонь. Он грубо схватил ее за подбородок и выпалил:
— Ваша любовь к сестре достойна восхищения. Да, черт побери, я готов восхищаться вами — но вы не можете отрицать, что дали маху, затащив меня в эту дыру!
— Это почему же? — Она явно опешила от неожиданности.
— Да потому, что вы — красивая, привлекательная женщина! — «А я — похотливая скотина!» — так и вертелось у него на языке, но, слава Богу, Алексу хватило ума промолчать. Тем более что она и так считает его последним мерзавцем. — Вы же сами обозвали меня сексуальным маньяком! Мы остались наедине в рыбачьем домике. Вам не приходило в голову, что сексуальный маньяк вполне мог бы воспользоваться этой ситуацией? — Он увидел, как судорожно дернулось ее горло, но в медовых глазах не было заметно и тени испуга.
— Сюда должна была явиться Ди, — машинально пробормотала она, пытаясь высвободиться. Не тут-то было: его пальцы оказались тверже железа. — И вряд ли тебе хватит духу меня изнасиловать!
— А разве я говорил о насилии? — Алекс придвинулся вплотную, зачарованно глядя на влажные алые губки. Наконец он не выдержал, наклонился и приник к ним.
Ощутив прикосновение его губ, Брук тут же решила, что Клифф разозлился и снова старается ее напугать. Все шло не так, как она задумала. В последней отчаянной попытке устоять перед его чарами она уклонилась от его настойчивых губ. Одного раза было достаточно, чтобы понять, как классно он целуется, и Брук больше не хотела рисковать. Она запечатала свои уста так же надежно, как запирают двери в хранилище городского банка в Квиксилвере.
Тем более возмутительным было то, как предательски напряглись у нее соски. И все благодаря какому-то поцелую! Черт побери, даже подумать страшно, какие штуки начнет вытворять ее несчастное тело, если он решит заняться ею всерьез! Это не просто возмутительно — это стыд и срам!
