После того, как они позавтракали приготовленными ею оладьями, Тревис предложил помочь на конюшне, но она отказалась, по-прежнему избегая его общества. Он улыбнулся, пожал плечами и сказал, что тем временем уберет тарелки.
Через десять минут Кали принялась чистить стойла и протирать лошадей. Земля стала понемногу подсыхать, и если хорошая погода продержится, то через два или три дня Тревис сможет спокойно спуститься с холма. Но почему она старается не думать о его отъезде?
Проработав часа два. Кали ощутила усталость. Ей захотелось принять горячий душ и размять занывшие мускулы, и она вернулась в дом.
Тревис сидел за столом на кухне и перелистывал рукопись. Слева от него Кали заметила чашку с недопитым кофе.
– Земля уже почти подсохла, – начала она, но тут же оборвала себя, увидев, что Йетс читает ее повесть. – Нет! – вскрикнула Кали, выхватила у него из рук страницы и разорвала их в клочья. – Как вы посмели взять ее в руки? – набросилась она на него. Ее грудь вздымалась от возмущения.
Тревис как ни в чем не бывало развалился на стуле.
– Попробуйте поглубже вздохнуть и успокоиться, – посоветовал он.
– Я не ожидала, что застану вас над моей рукописью.
Он выпрямился и пристально поглядел на нее.
– Кали, вы должны гордиться собой. Вы прекрасно пишете.
– Никакие комплименты в мой адрес не заставят меня вам позировать. – Ее глаза гневно вспыхнули.
Тревис пожал плечами, сделав вид, что не придал значения ее словам, но Кали продолжала кипеть от негодования. «Как хорошо было бы сесть в уголке и заплакать», – подумала она. Он пригладил усы, наблюдая за сменой эмоций, отражавшихся на ее лице. Нетрудно догадаться, что Кали обуревали противоречивые чувства. Конечно, ее травма очень глубока, и надо быть глупцом, чтобы этого не понять. Но он приехал сюда, желая заинтересовать ее новой увлекательной работой, не дать ей похоронить себя в этой глуши. Когда между ними установится контакт, он сможет объяснить ей свою идею и вернуться в Лос-Анджелес. Тревис по-прежнему надеялся, что она согласится позировать.
Кали опустилась в кресло и крепко обхватила колени.
– Ну как мне вам лучше объяснить? В этой истории больше фактов, чем вымысла, – понизив голос, проговорила она. Если она не станет на него смотреть, может быть, ей удастся ему все рассказать и до него, наконец дойдет, почему она прячет рукопись от посторонних глаз. – Мне понадобился почти год, чтобы ее написать, и за это время меня охватывало такое отчаяние, что я с трудом выдержала. Не знаю, по силам ли это одному человеку. Я выплакала море слез, стоило мне что-нибудь съесть, как к горлу подступала тошнота. Я убегала в лес и стонала там до хрипоты. Писать о пережитом было для меня сущим наказанием, но, закончив, я знала, что избавилась от яда и смогу начать нормальную жизнь.
– Нормальную жизнь без своей дочери?
На секунду у нее прервалось дыхание.
– Я наняла целую команду частных детективов, но Блейн проявляет чудеса изворотливости, и пока они не могут ничего сделать. Я слышала, что теперь он работает в Европе под разными псевдонимами, и его никак не удается поймать. Он вроде бы снимает «художественные» фильмы. – Она сделала ударение на эпитете, дав понять какого рода эти «художества». – Но он меня вовсе не интересует. Для меня главное – вернуть Черил, и я заложу душу дьяволу, чтобы этого добиться.
– Ну, а если у вас кончатся деньги, прежде чем они ее отыщут? – Вопросы Тревиса были неприятными, но деловыми.
Кали покачала головой.
– Мне очень мало надо, а большая часть моих сбережений лежит на надежных счетах. Кроме того, я уверена, что в конце года Черил будет со мной. – Она не стала упоминать, что надеялась на это еще в прошлом году.
– А если нет? – не унимался Тревис.
Она заморгала глазами, пытаясь удержать слезы.
– Почему вы настроены на худшее? – расстроено спросила она. – Я каждый день жду от них ответа или хоть намека, где может быть Черил. Я молюсь и верю, что она вернется, а вы заявляете, что ее никогда не найдут. Каково мне это слышать?
Тревис не прерывал сбивчивый монолог Кали и дал ей излить накопившееся раздражение. Когда она кончила, он немного выждал и сказал:
– Говорите что хотите, но я по-прежнему желал бы вас снимать. – Он подался вперед. – Но только не бросайтесь на меня и не пробуйте душить. Давайте обсудим все спокойно.
Кали настороженно застыла, но предпочла промолчать.
– Вы стали очень сильной личностью, и я постараюсь это показать, – продолжил Тревис, говоря негромко и убедительно.
Кали побледнела, у нее расширились глаза, и она сделалась похожа на испуганного зверька, готового к бегству. Тревис думал лишь о том, как ему разрядить атмосферу и внушить Кали уверенность в себе. Хорошо уже, что она перестала сердиться.
Неожиданно она звонко рассмеялась.
– Это я-то сильная личность? Тревис, вы меня переоценили. Да у паршивого котенка сил больше, чем у меня.
На его губах заиграла легкая улыбка.
– Милая, вы гораздо сильнее, чем думаете. Иначе вы бы просто не выжили в последние годы. Много ли женщин сумели бросить вызов такому подонку, как Савадж, со всеми его темными делишками? Уму непостижимо, как вы его тогда не пристрелили?
Кали проглотила комок в горле.
– Я была наивной идиоткой, – призналась она, не решаясь взглянуть ему в глаза.
Вряд ли Тревис поверит, что в Лос-Анджелесе, с его испорченными нравами, могли водиться такие простушки. Но она была поглощена своей карьерой, маленькой дочерью, обманывала себя иллюзией счастливой семейной жизни и старалась не замечать, что ее муж переспал чуть ли не с половиной города.
– А когда я обнаружила, что за подонок мой муж, то поняла, что обязана защитить Черил от грязных сплетен. – У нее задрожал голос. – Но, оказывается, я плохо знала этого подлеца.
Пережитое с новой силой обрушилось на нее, и Кали не обратила внимания на то, что Тревис поднялся, пересек комнату и присел на ручку ее кресла.
– Во время беременности я выполняла все указания врача и мечтала родить здорового ребенка. Я отказалась от нянек или сиделок, потому что сама хотела заботиться о младенце. Я не желала быть «приходящей мамой». Я устроила девочку в одну из лучших начальных школ города. Я хотела, чтобы у нее было все, чего сама была лишена в детстве. Но я не собиралась ее баловать и портить. Пусть она растет довольная своей жизнью, ни о чем другом я и не думала.
Кали не смогла сдержать слез. Она прижала руки к груди, внезапно ей сделалось очень холодно, словно кровь застыла в жилах. Ее тело затряслось в приступе нервной дрожи, дыхание стало судорожным, она ощутила, что теряет над собой контроль, и возненавидела себя за собственную слабость.
