— На самом деле мы с Антоном давние друзья. Он пригласил меня на открытие, и я обещал прийти.
— Он знает, как вы отзываетесь о его картинах? Как бы он не пожалел, что пригласил вас!
— Он мне друг, но эта картина ужасна! — ответил Гордон. — Я не перестаю говорить ему, что это не искусство, а мазня.
— И он не обижается?!
— Нет. Говорит, что я ничего не понимаю в живописи. И я вынужден с ним согласиться, так как критики, несмотря на мое негативное мнение, считают его непревзойденным мастером.
Мэкки из вежливости улыбнулась, отпив немного шампанского, и они еще какое-то время постояли рядом, глядя на посетителей, чтобы как-то заполнить образовавшуюся паузу.
— Послушайте, Мэкки… — первым нарушил молчание Гордон.
Но тут подошел Гаррис.
— Статью найти невозможно, ее передают из рук в руки, — сказал он. Взглянув на Гордона, протянул ему руку. — Извините, что перебил. Позвольте представиться: Гаррис Нельсон. По-моему, мы незнакомы.
— Гордон Гэллоуэй.
— Антон Гэлза — его друг, — сказала Мэкки.
Лицо Гарриса просияло.
— Потрясающе! Не могли бы вы познакомить меня с ним? Я хотел бы договориться о приобретении этой картины. Она стала бы украшением моей приемной.
Мэкки и Гордон, не сговариваясь, обернулись к картине с беспорядочными пурпурно-черными мазками.
— Вы, должно быть, тонкий знаток современной живописи, — усмехнулся Гордон.
Тот улыбнулся, явно польщенный.
— Я вижу, вы с Мэкки поняли, сколько экспрессии в этой картине.
— Гаррис, подумай о своих пациентах! Эта картина может вызвать у них сердечный приступ, даже если они здоровы, — возразила Мэкки.
— Тогда я повешу ее в своем кабинете, — парировал Гаррис. У него в кармане запищал телефон, Гаррис вынул его и приложил к уху. — Извините, придется ненадолго вас оставить, — сказал он, закончив разговор, и быстро ушел.
— Приятный парень, — сказал Гордон, когда Гаррис скрылся из виду.
— Да, — кисло согласилась Мэкки. Она теперь застрянет здесь, поджидая Гарриса. «Было бы хорошо, если бы Гордон тоже ушел», — подумала она. Делать вид, что между ними ничего не произошло, довольно мучительно.
— Мэкки, — начал он снова, — я вам сейчас все объясню…
— Вам, как лучшему другу художника, непочтительно отвлекаться от созерцания его работ! — отрезала Мэкки.
Гордон стиснул зубы. Мэкки Смит — самая упрямая, самая невыносимая женщина. Он звонил ей весь понедельник, чтобы объясниться, но она не брала трубку. Когда же он позвонил ей домой, она не захотела его слушать. Ведет себя так, будто он нанес ей удар в спину. Может, так оно и есть. Ведь если подаешь судебный иск, то у тебя невольно вырабатывается особое, «судебное» поведение.
В любом случае Мэкки, как адвокат, могла бы не смешивать работу с… другими делами.
Он не собирается падать перед ней на колени и умолять, чтобы она его выслушала. Он уже уходил, когда вернулся Гаррис.
— Мэкки, мне нужно срочно ехать в клинику, — виновато сказал он.
— Врач никогда не принадлежит себе, — спокойно ответила она.
— Мне как-то неловко оставлять тебя одну…
— Не беспокойся. Я вызову такси.
Гаррис изменился в лице.
— Только этого не хватало! — Он хлопнул Гордона по плечу. — Гэллоуэй, вы не могли бы сделать мне одолжение — проводить Мэкки домой?
— Проводить домой?.. — Гордон уже внутренне настроился услышать реакцию Мэкки на это предложение. — Что ж, буду весьма рад, — ответил он, как и подобало истинному джентльмену.
— Очень вам признателен, Гэллоуэй. Ну, до свидания. Я завтра позвоню тебе, Мэкки.
Мэкки проводила Гарриса долгим взглядом. Тот явно чем-то расстроен. Тем не менее это не давало ему права оставлять ее на попечение такого человека, как Гэллоуэй.
— На самом деле домой меня повезет такси, а не вы. Лично меня такси вполне устраивает, — сказала она.
Гордон покачал головой.
— Разумеется, вы можете воспользоваться такси, но я дал слово. Если ваш друг узнает, что я не выполнил его просьбу, он очень расстроится. Своим отказом вы обрекаете его на мучительные угрызения совести.
Мэкки хотела возразить и наотрез отказаться от услуг Гордона, но, рассудив трезво, смирилась — ведь это всего лишь получасовая поездка.
— Хорошо, будь по-вашему, — согласилась она.
Они вышли из галереи и пошли к машине Гордона. Детское креслице Эшли на заднем сиденье заставило ее снова вспомнить перипетии недавних событий. Ребенок… дело об опеке… ее противоречивые чувства к Гордону… Единственным спасением в подобной ситуации было стиснуть зубы и не говорить о новом иске.
Однако стоило им занять места в машине и захлопнуть дверцы, как до Мэкки дошло, что они с Гордоном совершенно одни. Похоже, что и Гордон пришел к той же самой мысли, отчего в первые секунды в салоне автомобиля царила гнетущая тишина.
— Прежде, чем вы выскажетесь… — начал было Гордон.
— Я не собираюсь ничего обсуждать, — перебила его Мэкки.
— Ну хватит, Мэкки! Я же знаю, что вам до смерти хочется обсудить то, что произошло.
— Вот уж нет!
— Хорошо, я буду говорить один. И, пожалуйста, сделайте одолжение, выслушайте меня.
— И что же, у меня нет права выбора? — упорствовала она.
Он покачал головой.
— Прошу вас, выслушайте меня! Я вынужден был поступить именно так, Мэкки! — начал он свою исповедь.
— Премного вам благодарна, — сказала она с иронией.
— У меня и в мыслях не было устраивать вам с Бет западню. Если бы она появилась у вас в пятницу или даже в субботу, я бы не стал обращаться в суд.
— Логично.
— Я уже говорил вам, что сделаю все, чтобы Эшли осталась со мной. Вполне вероятно, что в пятницу у Бет действительно сломалась машина. Но что задержало ее в субботу — и днем, и вечером? Это означает, что к Эшли она явно не рвалась. Если бы она захотела побыть со своей дочерью, то явилась бы к вам, в конце концов… Любящая мать придумала бы что-нибудь, чтобы побыть со своим ребенком. Ведь так?
— Не знаю. — На самом деле она знала. Ответ был только один, и они оба понимали это. Все, что сказал Гордон, было правдой. Мэкки вздохнула и стала смотреть в окно.
Они миновали Кедровые источники и подъезжали к Черепаховому ручью. В машине было холодно, и когда Мэкки, зябко поежившись, задела плечом Гордона, он не отодвинулся. Это нечаянное прикосновение словно разрядило грозовую атмосферу.
— Вам, наверное, неприятно? — спросил он. — Держу пари, вы уже раскаиваетесь, что взялись вести дело Бет…
— Мистер Гэллоуэй! Да будет вам известно, что я приняла это решение сознательно, а не после того, как мы перебросились с Бет несколькими словами. Мы с ней подолгу беседовали, и только после этого я согласилась вести ее дело. Я верю ей и буду отстаивать ее интересы.
