— Отказалась ходить по цепи кругом? — догадалась Котя. — Как я тебя понимаю…
Но кошка посчитала, что ее поняли недостаточно, и короткими перебежками, посекундно оглядываясь, двинулась в глубину кухни. Там она мяукнула возле пустой миски и принялась урчать, с остервенением пытаясь стереть с лица земли угол соседнего шкафчика.
— Ты намекаешь, что хозяин тебя за это еще и с довольствия снял? То-то я гляжу, ты такая стройная…
Котя попыталась представить, пойдет ли к лицу Тимура синяя борода, но все-таки поддалась на кошачье «подайте, кто чем может». Приоткрыв пластиковую дверку, Котя обнаружила баночки с кошачьими консервами. Кошка в приступе одобрения потерлась об ее ноги, заворачиваясь вокруг них хвостом.
— Эх, один раз живем. На, жри, — Котя вывалила содержимое баночки в кошачью посуду.
И двинулась обуваться.
Глянув по дороге в зеркало, она обнаружила отсутствие одной сережки. И тут, видимо в качестве извинения за полное отсутствие предшествующих воспоминаний, память вывела перед мысленным взором Коти ковер, на котором поблескивала ее топазовая серьга. Спальня, обреченно осознала девушка и покралась туда, откуда совсем недавно выкралась.
Сережка действительно лежала на ковре. Изображая из себя ниндзю, Котя двинулась за добычей.
— О! А ты что тут делаешь? — настиг ее мужской голос.
— Знаете, Тимур Александрович, сама задаю себе этот вопрос. И не нахожу ответа, — честно ответила Котя, поднимая украшение — не бросать же теперь?
— Я еще вашу кошку покормила, — призналась Котя. — Киса очень настаивала, — добавила она в свое оправдание и подняла глаза. Лицо обнаженного азиата синей щетиной не покрылось.
Ну хоть здесь повезло, решила девушка и рванула в строну выхода.
— Катя! — крикнул Тимур из спальни.
— Ничего, Тимур Александрович, не провожайте, — пискнула Котя в ответ, на бегу натягивая сапоги.
Шубу она надевала уже по ту сторону захлопнутой двери.
К тому моменту, когда Тимур высвободился из простыни, в которой запутались его ноги, Кати и след простыл. Тимур смачно высказал Универсуму все, что о нем думает. А потом, уже про себя, произнес несколько более скромную тираду в свою честь.
Нет, он прекрасно помнил, что было прошлой ночью. Просто когда он проснулся и не обнаружил рядом Коти или следов ее пребывания, он почти уверился, что это был просто эротический сон.
Нужно выпить кофе, решил Тим и направился на кухню.
Где Гаша с упоением уплетала еду.
— Кошка, я не понял, с каких пор ты начала общаться с чужими женщинами? — поинтересовался хозяин у животины.
«Значит, как бедную кисоньку накормить, так она чужая, — с упреком посмотрела в ответ Гаша, — а как на нашей кроватке спать — так своя?»
— Гаша, ты бы не путала круглое с мягким, — возразил хозяин.
Кошка промолчала, сделав вид, что увлечена трапезой.
Все-таки в отличие от Коти, Гаша, наученная опытом совместной жизни, умела в нужный момент промолчать, отметил Тимур.
Тимур, нах послав постулат, что Новый Год — праздник семейный, уже третий раз встречал его на корпоративе. Для празднования выбирался приличный ресторан, заказывались развлекательная программа с песнями и танцами и утренний автобус, который развозил угулявшихся орлов и лебедиц к местам их гнездований. Сам Тим спиртное крепче пива не уважал. Да и пиво употреблял скорее как коммуникативное средство, а не ради удовольствия. Но указывать взрослым людям, как им следует жить, считал ниже собственного — и их — достоинства.
Девизом Тимура на праздниках было «Начальство на корпоратив не опаздывает, начальство задерживается». В смысле, что появлялся он обычно уже к моменту, когда обстановка в зале становилась сердечной и неформальной, т. е. где-то после пятого тоста.
В этот раз он подъехал к началу культурной программы. Народ растекался по залу. По старой традиции первым Тимура заметил Змей.
— Русалку видел? — спросил Женька, обменявшись с приятелем рукопожатиями и кивнув головой в куда-то в центр.
Действительно, как он мог не заметить Русалку? На Коте было платье в цвет ее глаз. Его можно было бы назвать скромным: стоечка, длинный рукав, юбка до самых туфель, если бы оно не обтягивало хозяйку как перчатка, не оставляя простора для воображения. Или наоборот, предоставляя воображению слишком много материала. Волосы Русалки лежали старательно уложенными локонами. Лицо же ее состояло из глаз и губ. Глаза Коти и так были немаленькими, но благодаря боевой раскраске они стали огромными — как у героинь аниме.
Тимур повернулся к другу, одобрительно кивнув.
— Э не, ты ее еще с обратной стороны не видел, — заметил тот.
И тут, как по заказу Котю кто-то позвал, и она повернулась, демонстрируя спереди разрез до середины бедра.
И полное отсутствие спины у платья сзади. Несколько тоненьких цепочек — не в счет. Вырез начинался от стойки и заканчивался там, где спина уже не спина, но еще и не ноги. Тимур судорожно пытался найти под ее одеждой место для нижнего белья — но так и не смог. Даже для столь любимых Котей трусов а-ля «нитка в попе».
— Ну и как тебе брендинг? — спросил Женька.
Тимур молча подошел к одному из столов, налил в пустую рюмку коньяка и выпил одним залпом.
— Какой это к еб…ям брендинг? Это, б…дь, сексуальное извращение какое-то, — выдал на гора исполнительный директор.
Женька оценил и сорокоградусный напиток, и ненормативную лексику, которой Тимур старался не пользоваться. Во всяком случае, вслух. Или при свидетелях.
— Ну так трахнул бы, всего-то делов.
Тим выразительно посмотрел на друга.
— Не хочешь — как хочешь. Тогда я, — согласился блондин, приглаживая льняные лохмы пальцами.
— Губу закатай, — на автомате выдал Тимур, но по заледеневшему взгляду Змея, понял, что перегнул палку. — В смысле, про корпоративную этику забыл? — попытался он сгладить неприятную ситуацию.
— А я-то все гадал, о чем ты думал, когда пялил ту сисястую брюнетку из бухгалтерии, — хмыкнул Змей. — Оказывается, о корпоративной этике.
— А с каких это пор ты блюдешь мою личную жизнь? — вяло возмутился Тимур, не отводя глаз от Русалки.
— Вот если бы ты пялил ее дома, это была бы личная жизнь, а в рабочем кабинете — это жизнь общественная, — резонно возразил Женька.
— Ты что! Дома у меня Гаша, — пожаловался Тим.
— Да уж, ты у нас мужик в возрасте, двоих за раз не потянешь, — пересел приятель на своего любимого конька.
