– Вот негодник! Отпусти немедленно! Вот я тебе задам! Видели вы когда-нибудь такого нахала?
Когда железная детская рука выпустила ее прядь, Сара со смехом привела в порядок свои длинные каштановые волосы и уложила их в узел на затылке.
– Ничего, моя сестренка проделывала со мной и не такое. Меня не так-то легко оскальпировать.
Ребенок перекочевал на руки к отцу и теперь пинал его ножками в бесчувственный живот. Глядя на Джона, Сара спохватилась: ведь это он разжал пальцы сына, собравшегося вырвать клок у нее из прически.
– Суматоха улеглась. Можно пить чай.
Мэри Хетерингтон протиснулась между членами своего семейства и от двери сказала:
– Пойдемте, отец ждет.
Все потянулись за ней гуськом. Последним шел Дэвид, который поддерживал за локоток Сару. Глядя в спину Мэй, Сара думала, доверяя интуиции, которая в таких случаях редко обманывает: «Мы с ней не поладим – у нее дурной характер».
За столом она оказалась напротив Мэй и поймала себя на мысли, что та выглядит заносчивой и всем недовольной особой. Переведя взгляд на Джона, сидевшего справа от жены с сынишкой на коленях, она подумала: «Откуда столько мрака? У нее очень милый муж, разве что шумноватый. И ребенок…»
Сара понимала, насколько нелепо на протяжении всего чаепития думать только о худой брюнетке напротив. Но она была настолько переполнена новым знакомством, что временно забыла про миссис Хетерингтон; даже обратив внимание на чересчур смирное поведение мистера Хетерингтона, ни разу к ней не обратившегося, Сара не забеспокоилась по этому поводу. Возможно, он всегда такой тихий. Только когда все поднялись из-за стола, чтобы возвратиться в гостиную, она поняла, что жена Джона (так она называла про себя Мэй) тоже ни разу не раскрыла рта. Пока что Сара вообще не слышала ее голоса. Тем не менее на ее молчание никто не обращал внимания и не пытался ее разговорить или высмеять.
– Может, споем? Самое время попеть хором. – Это громогласное предложение было сделано Джоном, пока все возвращались в гостиную.
Мать поспешно ответила:
– Прекрати буйствовать, Джон.
– Но ведь такой подходящий случай! Дэви женится… Ладно, не буду, прости.
В гостиную Джон явился с опущенной головой и шепнул Дэвиду:
– Повесила бы табличку: «Не сметь браниться и богохульствовать!» Тогда я бы не забывался.
Дэвид обернулся к брату, несильно хлопнул его по спине и ответил:
– Ладно, братишка, не придирайся. Она немного рас… – Он вовремя прикусил язык, но Сара сразу поняла, что он хотел сказать: мать расстроена.
Ее опять посадили на диван, опять в окружении мужчин. К последним теперь добавился мистер Херингтон. Он сел рядом с ней в кресло, сложив руки на коленях. Возможно, именно вид его неподвижно лежащих на коленях рук напомнил Саре, что у нее есть причина для удивления: никто из мужчин не закурил. Она привыкла, что почти все мужчины – курильщики.
Фортепьянный аккорд заставил ее обернуться. За пианино уселся Дэвид – ее Дэвид. Мысль о том, что он владеет инструментом, наполнила ее гордостью.
– О, только не Шопен! Не тот случай! Давай лучше что-нибудь такое, чтобы все могли подхватить… Вы же не хотите внимать Шопену, правда, Сара?
Большая голова Джона вовремя отвернулась, чтобы у нее не было необходимости признаваться в неосведомленности по поводу Шопена.
– «Голубые небеса!» Сыграй-ка «Голубые небеса»! Музыка! Вот это то, что надо, – «Счастье в голубых небесах…» – пропел Джон низким басом. – «Весь день вешу на телефоне…» Или вот это: тра-ля-ля, тра-ля-ля…
Саре хотелось подойти к пианино. Она знала немало песен и хорошо пела. Ей говорили, что у нее приличный голос. Она бы уже давно приняла участие в певческом конкурсе, если бы не отчим. Но сейчас от нее требовалась осторожность. Никакого громкого пения, никакой навязчивости. Сейчас самый момент совсем для другого: спросить мать Дэвида, не надо ли помочь с мытьем посуды. Она наклонилась к Хетерингтону-старшему и тихо спросила под звук пианино Дэвида и пение Джона:
– Как вы думаете, не надо ли мне помочь миссис Хетерингтон с мытьем посуды?
Хетерингтон впервые одарил ее улыбкой. Это была спокойная, продуманная улыбка, словно он долго размышлял, стоит ли улыбаться ей, и наконец принял положительное решение. Сняв руки с колен, он сцепил их и ответил:
– Миссис Хетерингтон справится сама. А вы перестаньте нервничать. Чему быть, того не миновать. Надеюсь, вы обретете счастье и сделаете счастливым его.
Впервые кто-то, кроме шалуна Джона, упомянул о женитьбе. Именно это было, конечно, у всех на уме, однако все очень старались об этом не говорить. Она посмотрела на отца Дэвида, на его глаз с тиком и с трудом поборола желание разрыдаться от благодарности у него на груди. Она была признательна ему не меньше, чем Дэвиду. Однако ее хватило только на банальнейший ответ:
– Благодарю вас, мистер Хетерингтон. – Опустив глаза, она добавила дрожащим голосом: – Как я вам признательна!
– Ладно, девочка. – Кивок головы и тон ответа выражали то же самое, что предупреждение Джона: не смей унижаться, не роняй себя!
– Ну-ка, встаньте! – Джон подхватил ее под мышки, взял за руку и повлек к Дэвиду. – Вот тут, рядом с суженым, излейте душу в радостной песне, в нежных гармоничных звуках: тра-ля-ля, тра-ля-ля…
– Брось паясничать, – сказал племяннику Дэн. – Лучше сходи за Мэй.
– Сама дойдет. К тому же мы с ней не разговариваем. Вот видите! – Джон погрозил Саре пальцем. – Теперь вы посвящены в одну из жгучих семейных тайн: мы с женой не разговариваем.
Музыка прервалась. Пальцы Дэвида замерли на клавишах. Он медленно повернул голову, взглянул на брата и тихо произнес:
– Перестань, Джо. Сегодня тебе лучше запереть свое самолюбие на замок.
Сара наблюдала за братьями, за напряженным выражением их лиц. Что имел в виду Дэвид, говоря про замок? Что еще за самолюбие? Видимо, это имеет отношение к поведению Джона. Но какое? Надо будет завести словарь – она давно дала себе слово приобрести словарь.
– Прости. Все, поем. Оно у меня тут, на привязи. – Он показал руками, как завязывает на груди тугой узел.
Дэвид снова заиграл. Зазвучала песня. Пели все: Джон, Дэн, даже Хетерингтон-старший. Последний при этом странно улыбался, словно посмеивался над самим собой. Сара же обнаружила, что не в состоянии к ним присоединиться: они пели «Голубые небеса», чем до крайности ее смущали.
Молли, я и детка – эти трое…
Счастье – голубые небеса…
Она в ужасе ждала, что Джон заменит «Молли» на «Сару», но Джон, видимо, решил примерно себя вести. Когда была спета последняя строчка, Дэвид чуть заметно изменил мелодию – и зазвучала баллада «Разлука». У Сары загорелись глаза – эту песню она знала и любила.
