Вначале я подумал, что смерть решила посмеяться надо мной, выкидывая подобные фокусы. Но потом, когда понял, что чудом уцелел, отполз подальше от воды и, уткнувшись лицом в песок, не помню в какой момент заснул. Проснулся я уже ночью. Помню, что луна была окружена красным ореолом, как бывает во время землетрясений. У меня все болело, начиная с мизинца и заканчивая каждым волоском на голове, к тому же мне было чертовски холодно. Я находился на безлюдном пляже, где росли только колючие деревья, пальмы и бананы. Так как я не слишком хорошо знал местность Бартолы, отправился к скалам в глубине острова и срезал несколько пальмовых ветвей, чтобы укрыться. Я не боязливый. Я даже не вспомнил об историях про английских моряков, захороненных на острове, которые, как говорят, выходят ночью работать на корабле-призраке, чтобы вернуться в свою страну. Но, поверьте мне, когда какие-то шаги разбудили меня, у меня кровь остановилась в жилах, и я вспомнил об этих призраках.
Я не хотел высовываться, но любопытство взяло верх. У меня нервно стучали зубы. Не успел я разглядеть того, кто бродил по берегу, как он прокричал: «Есть здесь кто?» От испуга, вместо того чтобы снова спрятаться, я вскочил на ноги, и единственное, что мне удалось вымолвить: «Я потерпел кораблекрушение». Не успел я опомниться, как он уже оказался рядом, надменно осматривая меня с ног до головы и криком приказывая мне:
«Представьтесь! Кто вы, откуда?»
«Филемон Ривера. Матрос. Живу недалеко от Лас-Лусеса», — ответил я, не зная, что еще добавить.
Этот сеньор еще раз подозрительно взглянул на меня и уселся на скалу. Он так долго молчал, что я было подумал, что он потерял ко мне всякий интерес. Я обратил внимание на то, что одет он был в очень странную одежду. Смешную, если хотите правду: голубые шаровары по колено, белые чулки, как у женщины, широкий пояс с большим пистолетом, красный плащ и шляпа, которая напоминала перевернутый корабль. По его лицу было видно, что он иностранец: мужественный подбородок, длинный нос, синие лихорадочные глаза. Если бы не эта странная одежда и то, что при дуновении ветра у него исчезала то рука, то нога или вообще половина тела, как происходит с какой-нибудь тенью на воде, я бы ни за что не догадался, что это призрак, настолько реальным было его присутствие.
После довольно затянувшейся паузы, когда мы оба молчали, я подумал, что это Божье провидение поставило меня в эту ситуацию, мне могли открыться такие вещи, которые знают лишь умершие, и я решился завязать с ним беседу.
«Я назвал вам свое имя, но вы мне не представились», — сказал я ему в надежде разговорить его.
«Первый Виконт Горацио Нельсон, Барон Нила и Бернем-Торпа, адмирал британской Средиземноморской эскадры», — отрекомендовался он.
«Не понимаю, почему с таким именем вы мучаетесь здесь, так далеко от своей земли», — решил узнать я.
«Настолько далеко, насколько душа позволяет мне. Вы, несчастный невежда, наверное, ничего не знаете о моих подвигах, — сказал он мне тоном явного превосходства. — Благодаря одному из них, моей самой большой победе, я и остался здесь. Вы должны знать, что даже после смерти совершаются несправедливые поступки. Уже будучи мертвым, я решил укрыться здесь от этого тщеславного карлика. Представьте себе… преследовать меня из века в век!» — вскричал призрак, разгневанный.
«Но кто вас преследует… Зачем?» — спросил я, почти совсем ничего не понимая.
«Он преследует меня, потому что я его уничтожил, потому что стер в порошок его армию, потому что заставил его жрать пыль и умирать в ссылке на таком же острове, как этот», — свирепел призрак, ничего толком не объясняя.
«По крайней мере, он преследует вас по какой-то важной причине…» — догадался я сказать.
От гнева и порывистого ветра бедный призрак почти растворился. Стирались большие куски его тела, потому что ему вдруг приспичило двигаться и разговаривать, прохаживаясь из стороны в сторону.
«Но о какой справедливости может идти речь, если этому выскочке удалось загнать меня сюда! — жаловался призрак. — Он вынудил меня коротать мою вечность на этом острове, в том самом месте, где желтая лихорадка превратила в поражение одну из моих первых побед. Будучи ссыльным, он стал еще более знаменит, чем я! Французы посвятили ему музеи и мавзолеи. Меня же в Англии водрузили на колонну, загаженную голубями», — пожаловался он, заворачиваясь в свой плащ и приближаясь ко мне настолько, что я почувствовал его ледяное дыхание.
Вдруг он посмотрел на меня так, словно только что осознал, что разговаривает со мной. Он сказал, что теряет время, болтая со всякими там потерпевшими кораблекрушение, и что его моряки не работают, если он за ними не следит.
— «Прощайте навсегда!» — простился он и растворился, — сказал Филемон, заканчивая свою историю. — Он превратился в дым, прежде чем я успел спросить его о том, что действительно интересовало меня. Он не умел слушать. Видно, он привык, чтобы слушали его.
— Ну и воображение у тебя, Филемон, — воскликнул Макловио. — В следующее путешествие я поведаю тебе о том, что рассказал мне призрак Хуана Перона…
— Да будет тебе известно, Макловио, — перебила его Мелисандра, — что лорд Нельсон действительно сражался на этой реке[10]. Эта битва имела место в тысяча семьсот восьмидесятом году. Это написано в учебниках по истории.
— В учебниках по истории, может, и есть. Я же не верю, что Нельсон теперь здесь, — возразил Макловио.
— Вы ни во что не верите… у нас же этой проблемы не наблюдается, — улыбнулась Мелисандра.
Гребцы предложили новые рассказы, но становилось уже поздно, и Педро решил, что лучше будет отправиться спать, так как на следующий день они должны были отчаливать очень рано. Рафаэль делил пол под навесом с Макловио, рядом с гамаками, на которых спали голландки, Эрман и Моррис.
Мелисандра устроилась в привилегированном местечке под капитанским мостиком. Гребцы, в свою очередь, расположились по скамейкам. Педро погасил свет, и вскоре слышны были лишь плеск волн и крики ночных птиц.
Завернувшись в спецовку, чтобы защитить себя от москитов, Рафаэль забылся глубоким сном. Когда он открыл глаза и принялся искать силуэт Мелисандры, то различил в рассветном полумраке лишь ее аккуратно сложенное покрывало. Лодка беззвучно скользила по воде под напором гребцов. Остальные пассажиры спали, напоминая куколки гигантских гусениц. Он увидел девушку, закутанную в темную накидку, в носовой части лодки.
Выбрался из своего белого кокона, тщательно сложил его в рюкзак и поднялся. То, что он увидел, заставило его усомниться в здравии своего рассудка и схватиться за один из столбов навеса: вода в реке была совсем красной. Но это не был ни красноватый оттенок кофе, ни пурпурный — это был цвет крови, огненно-красный, густая и плотная субстанция. Над этим апокалипсическим пейзажем поднималось солнце, роза рассвета, повергающая все вокруг в зарево пожара, который раздувал прохладный свежий ветер. Кроны малочисленных деревьев, склонившихся над водой, были светящимися, полными жизни, яркими, что составляло контраст со стволами — бледными, белесыми, окутанными пеленой тумана.
