Сначала они купили ботинки, потом выбрали несколько свитеров, рубашек и пару джинсов. Гардероб Карен также пополнился шелковыми ночными сорочками и кружевным нижним бельем. В аптеке они купили зубную щетку, пасту и другие туалетные принадлежности.
Когда они вернулись на стоянку, Нико помог Карен забраться в машину и завел двигатель.
– Пусть мотор немного поработает, чтобы ты не замерзла, пока я хожу за продуктами.
– Тебе нужна моя помощь?
– Я покупаю продукты, а ты готовишь еду. Договорились?
Она не ответила, и Нико подумал: «Поездка слишком утомила ее. А может быть, – пошутил он про себя, – она просто не умеет готовить».
Открыв дверцу, он на минуту задержался, взял ее за запястье.
– Хочу послушать твой пульс, – пояснил он. Почувствовав ровное биение под своими пальцами, Нико успокоился. – Закрой за мной дверцу, – распорядился он.
Карен молчала, но, выйдя из машины, он услышал, как щелкнул замок.
Оставшись в «Бронко», Карен задремала. От тепла ее разморило, и она, погружаясь в забытье, чувствовала, как туманное облако вновь окутывает ее сознание. Она знала, что за этим туманом скрывается нечто ужасное, что-то или кто-то поджидает ее. Но как же ей вспомнить свое прошлое? Затуманенное сознание не могло отделить сон от яви.
Нико настоящий? Или он – ее мечта? Там, в больнице, он повторял ей снова и снова, что ему хочется ласкать ее – ее губы, тело. И она поверила в это, потому что хотела верить.
Она спала у него дома, ходила в его одежде, но он так ни разу и не прикоснулся к ней.
И вот они едут на Слэйд-Айленд. Он сказал, что они никогда не бывали там зимой. А где же они бывали? Его квартира не пробудила в ней никаких воспоминаний. Она вообще ничего не могла о нем вспомнить.
Но он же все-таки был рядом с ней, когда она лежала в коме. И что-то подсказывало ей – он был там не только как врач. Зачем врачу помогать незнакомой пациентке? Он не стал бы забирать ее из больницы, а тем более не захотел бы укрывать ее. Значит, Нико действительно знает ее, поэтому-то и заботится о ней.
Ее мысли были прерваны стуком в дверь: вернулся Нико с сумками, двумя стаканчиками горячего кофе и кульком пончиков.
Протянув Карен ее стаканчик, Нико кинул сумки на заднее сиденье и закрыл дверь. Пошарив рукой в пакете, он вытащил пончик, щедро обсыпанный сахарной пудрой, и отправил его в рот.
– Ты к сиденью не прилипнешь? – шутливо спросила Карен.
– Я обожаю сладкое. Чем слаще, тем лучше, – с улыбкой ответил Нико и снова склонился над картой.
– Слэйд-Айленд, – произнес он вслух, отыскав его на карте. Когда-то он поклялся никогда больше не возвращаться туда.
А еще он дал себе зарок не лечить пациентов и никого не любить.
С досадой Нико подумал, что нарушил обе клятвы.
Гудзон. Вэллей-Ривер
– Долго нам ехать? – спросила Карен, потягивая переслащенный кофе.
Нико взглянул на небо. Снег перестал, но низко висели тяжелые черные тучи.
– К обеду, я думаю, будем на месте.
– Как долго!
– Ну, нам ведь придется остановиться, чтобы перекусить.
– Перекусить? А пончики что, не считаются?
– Пончики – это так, только червячка заморить, – улыбнулся Нико. – Тебе нужно плотно поесть, чтобы были силы.
– Да я уже и так съела больше, чем обычно ем на завтрак.
– Могу поспорить, что, когда ты была ребенком, твоя мать не могла заставить тебя вымыть за собой тарелку.
– Совсем нет, она… – Карен попыталась представить свою мать, стоящую у плиты и помешивающую овсянку. Но вместо этого ей вспомнилось, как рыжеволосая женщина, даже не попрощавшись, выбегает из дома, хлопнув дверью. – Знаешь, меня обычно кормил отец.
– Наверное, он плохо готовил, – заметил Нико. – Ты такая стройная.
– Я похудела, пока лежала в больнице. Не очень-то поправишься, сидя шесть дней на питательном растворе.
– Ты права, – согласился он. – Поэтому мы заедем в один ресторанчик, который я знаю, и позавтракаем. Кстати, что ты любишь есть на завтрак?
– Я люблю… горячий чай и фрукты.
– Ладно. А что еще?
Карен была рада сменить тему разговора, воспоминания о детстве были ей неприятны. К тому же она и вспомнить толком ничего не могла (память все еще отказывалась служить ей), знала только, что после смерти отца хозяйством занялась она, но у нее это получалось гораздо хуже, чем у него.
– Обычно «У Лео» подают что-нибудь посущественнее фруктов. Люди приезжают туда, чтобы плотно поесть. Но мы спросим, и, может быть, там найдется для тебя пара яблок.
– А кто такой этот Лео?
– Не знаю. Этот ресторанчик стоит там с незапамятных времен, так что даже сами владельцы не знают, кто он такой.
Карен прищурилась.
– А мы бывали там раньше?
Нико пристально поглядел на нее. Она была все в той же великоватой одежде, только сменила тапочки на теплые ботинки.
Карен показалось, что его взгляд проникает под ее мешковатый свитер, обжигает кожу. Она потупилась под его взглядом и стала рассматривать его руки. Как живо помнила она их нежные прикосновения, которые будили в ней сладостные и в то же время щемящие чувства. Он говорил ей, что они были любовниками, и его руки подтверждали эти слова. Почему же она никак не может вспомнить правду?
– Мы бывали там раньше? – повторила она. – Скажи «да», доктор Шандор.
«Доктор Шандор?» Ее отчужденность как ножом полоснула по сердцу Нико. С трудом подавив боль, Нико заставил себя вернуться к происходящему. Она спросила, бывали ли они раньше «У Лео». Придумывая для Карен всю эту историю несуществующей любви, он и сам начал в нее верить. Очаровательная молодая женщина, всего несколько часов назад бывшая для него незнакомкой, стала неотъемлемой частью его жизни. Нико готов был заботиться о ней, защищать ее, пусть даже для этого придется говорить неправду.
Эти мысли принесли ему облегчение, но, взглянув в ее голубые лучистые глаза, он не смог солгать.
– Нет, мы не были там.
– Я так и знала.
– Но ты не помнила и не могла бы сказать с уверенностью, так?
– Да. – Карен улыбнулась и добавила: – Ничего страшного. Я просто буду считать все это небольшим приключением.
После этих ее слов Нико пожалел о том, что был слишком откровенным. Ее слова вернули его к действительности, напомнили, что ничто не связывает их. Нико и сам не знал, на кого больше злится – на себя или на Карен.
Подчиняясь внезапному импульсу, он нашел ее руку на сиденье и взял в свою. Тонкая паутинка доверия, разорванная неосторожными словами, вновь соединилась. Отвернувшись к окну, Карен все же не убрала свою руку, и Нико почувствовал себя счастливым.
Машин почти не было, и он продолжал держать ее руку в своей до тех пор, пока не показался поворот.
