— Хороший скульптор?
Она пожала плечами:
— Не знаю. Что такое хороший скульптор? По-моему, очень даже хороший. А пирожное вы лучше съешьте до меня.
Я хмыкнул и подтвердил — да, в самом деле лучше, а про себя подумал: я бы охотно сначала съел тебя. Но смолчал. Потешаться над английской речью иностранца — последнее дело, они же шуток не понимают. Однако есть пирожное в ее присутствии не хотелось, таким десертом неминуемо перепачкаешься.
— И что же он ваяет? — поинтересовался я, отделяя ложечкой кусочек с кремом.
— Акулы, — со вздохом ответила она. — Делает из мраморов.
— Из мраморов? Или из мрамора?
— О’кей, из мрамора. Только акулы. Он… э-э… ну, как это, камнем, знаете?..
— Шлифует? Пемзой?
— Нет, шершавым таким, на маленьком колесе…
— Полирует?..
— Да, полирует, пока они не заблестят жутко; выходит очень красиво, но он все равно очень несчастный от этого занятия; совсем одинокий в своей студии и не видит никакой смысл. Ни в чем. В акулах или чем там еще. Мрак, чернота.
— Может, хватит ему возиться с акулами? Может, перейти на что-то другое? — весело предложил я.
На самом деле я получал от нашей беседы огромное удовольствие; в жизни не испытывал подобного наслаждения. В кафе зашел еще какой-то посетитель и стал изучать меню. Бармен крикнул что-то по-эстонски. Она спокойно подняла руку. По всему было видно, что работа официантки ей надоела. Или же ей очень понравилось беседовать именно с этим клиентом. Нравилось упражняться в английском.
— Я говорила ему то же самое. Не в акулах его проблема. Сколько годов он тратил, чтобы акулы стали безупречные. У него просто обычный депрессант.
— Зато у него есть хороший клей.
— Да, я починила вашу книгу. Я знала, вы ее оставили, чтобы это подразумевать.
— Простите?
Свирепо поглядывая в нашу сторону, бармен уже обслуживал нового посетителя.
— Какой он жутко ленивый парень, — вполголоса произнесла она.
— Вас зовут Риина или Каджа?
Она не отвечала, явно озадаченная вопросом. Потом улыбнулась и назвала свое имя. Оказывается, я его неверно произнес: у меня оно рифмовалось со словом «раджа», то есть индийский принц, а у нее оно звучало, как Гея или вроде того. Сбитый с толку, я смутился, в голову лезло слово «каяк» [19].
— Риина играет скрипку лучше, — добавила она.
— Вы на самом деле эстонка?
— Да, с Хааремаа. Знаете Хааремаа?
— Гм, вообще-то нет.
Скрестив на груди руки, она посмотрела в окно. Под ярким солнцем булыжники стали похожи на имбирные пряники. Она повернулась ко мне:
— Это остров. Вам надо ехать туда.
Да, я и сам понимал, что надо ехать, и я поеду — если она это имела в виду. Точно так же, впервые увидев Милли, я точно знал, что она станет моей женой. Пяти секунд хватило, чтобы это понять.
— Наверно, стоит съездить, — согласился я.
— Там правда классно, — заверила меня Кайя.
Похоже, английскому ее учил какой-нибудь американец.
— До 1994 года там была советская военная зона, понимаете? Совершенно закрыто. Вход запрещен. А нам без специальной визы в паспорт было запрещено уезжать.
Вытянув из заднего кармана сигарету, она, как киноактриса, зажала ее в эффектно вытянутых пухлых губах. Значит, она курит; я был одновременно рад и огорчен. Ощущение было такое, что мы болтаем с ней уже не первый год. Спереди по ее майке вилась надпись: Планета Земля закрыта на реставрацию, крупные буквы то карабкались круто вверх, то резко бежали вниз — прямо как американские горки. Мой взгляд непроизвольно то и дело возвращался к этой фразе. Я ничего не мог с собой поделать. Фраза была из тех, что нравятся Милли; досадно. Кайя хлопала себя по карманам в поисках зажигалки, и слова у нее на груди то взбухали, то сливались в кучки: Плн Земл закрыт на рестрацию. Я вытащил купленную утром сувенирную зажигалку и щелкнул.
— Шлух? — улыбаясь, спросил я. — Шлух?
— Что-что?
— Шлу-ух? — еще старательнее протянул я эстонское слово, мысленно рифмуя его со словом «пух». И понимающе улыбнулся в знак того, что вполне сознаю смехотворность своей попытки говорить на ее языке (особенно тщетной по сравнению с ее американским английским). Открыв рот, она во все глаза смотрела на меня; сигарета тлела в ее руке. Вдруг я увидел, что другая ее рука медленно движется к моей физиономии. Движение было замедленным лишь в моем субъективном восприятии. Оплеуха, казалось, размозжила мне челюсть. К шоку, как ни странно, примешивалась уверенность, что это всего лишь шутка — хотя «шутка» почти сшибла меня со стула. Чашка кофе вместе с пирожным полетели на пол. Чашка ударилась о металлическую ножку соседнего столика и разбилась вдребезги, пирожное растеклось на полу в густую белую лужицу.
Сквозь звон в ушах и бешеные удары сердца я смутно чуял повисшую в зале мертвую тишину. Прикрыв рукой горящую щеку, я выпрямился. Бармен громко отчитывал Кайю — видимо, она убежала в кухню. Эстонские слова звучали отрывисто, резко. Кайя что-то кричала в ответ. Я еще не очухался от потрясения, на меня вдруг накатила тошнота. С трудом поднявшись со стула, я на неверных ногах двинулся к двери. Из носа потекла кровь, крупная алая капля плюхнулась мне на руку. Двадцать лет назад в Дареме, в облюбованном студентами кафе меня опрыскали газировкой из сифона: одетая в джинсу девица решила таким образом наказать меня за мой «шикарный» выговор (хотя учился я в заурядной государственной школе). Но она-то, хоть и вышла из среднего класса, состояла в Социалистической рабочей партии. Ее поведение было объяснимо. А тут я ничего не понимал. Разве только у девушки по имени Кайя с психикой не все в порядке.
Весь зал уставился на меня. Я и не глядя это чувствовал. Рука по-прежнему судорожно сжимала зажигалку. Я не расплатился за кофе и пирожное. И платить не собирался. Вошел бармен и открыл передо мной дверь.
— Мы здесь секс-бизнес не держим, — пробормотал он.
— Что-что?..
— Хочешь блуд, иди в сауна-двадцать четыре часа, — так же негромко буркнул он.
— Я же долько бредложил ей зажингалку, — прогнусил я.
— Чего?
— Долько ходел зажеджь ей сингареду. Джесдное злово.
Губы бармена насмешливо изогнулись:
— Ты хороший парень, да?
Я шмыгнул носом, но вкуса крови почему-то не почувствовал.
— Я составляю туристские путеводители и проверяю, куда стоит ходить, — без раздумий парировал я с такой же насмешливой интонацией. — Сотрудничаю с несколькими крупными английскими газетами. И пишу большую книгу с глянцевыми фотографиями.
