— Чувствуйте себя как дома, — сказал он. — И оставьте всю посуду на столе: я сам вымою ее. Это меньшее, что я могу сделать в благодарность за прекрасный ужин. Наверху есть библиотека. Можете воспользоваться ею, если вам нужна книга, чтобы заснуть. Вторая дверь налево. Там множество кровавых историй, которые вы так любите.
— Благодарю вас, — холодно ответила Робин. — Надеюсь, Гарм не станет возражать, если я встану и выйду из кухни.
Люк оглянулся на собаку, которая теперь лежала, растянувшись у камина и опустив тяжелую голову на передние лапы.
— Попробуйте — и увидите! — издевательски предложил он.
Робин колебалась. Несмотря на размеры, пес был очень проворный и мог в два прыжка догнать ее. Конечно, он беспрекословно повинуется Люку, и тот сможет остановить его прежде, чем он схватит Робин своими ужасными клыками.
Если захочет остановить…
Робин встала и направилась к двери, краем глаза следя за собакой. Огромный зверь даже не поднял головы, только шевельнул ухом, прислушиваясь к происходящему. Робин с торжествующим видом вышла из кухни, удержавшись от того, чтобы посмотреть на выражение лица Люка.
Библиотека оказалась действительно большой. Робин нечасто приходилось видеть столько книг, собранных в одном доме. Все четыре стены от пола до потолка были заняты книжными полками, на которых плотно, переплет к переплету, стояли самые разнообразные книги. На гигантском письменном столе в центре комнаты тоже громоздились стопки книг, так же как и на подоконнике, и на полу под окном. Если Люк действительно ухитрился все это прочитать, то ему, должно быть, приходилось тратить на чтение все свободное время!
Она обратила внимание, что книги стоят на полках вперемешку, без всякого порядка: научные труды бок о бок с бульварными романами, сборники стихов — с кулинарными книгами. Наверное, хозяину дома стоило немалого труда найти нужную книгу. Впрочем, при его образе жизни времени у него хоть отбавляй.
Робин выбрала тяжелый том в кожаном переплете, посвященный фламандской живописи. Книга была редкой и старинной и должна была доставить ей много удовольствия.
В доме царила странная тишина, когда Робин возвращалась по галерее в свою комнату. Все лампы в холле были погашены, и свет падал только из приоткрытой двери ее комнаты. Пробираясь к себе мимо многочисленных закрытых дверей, Робин чувствовала, что по ее спине пробегает дрожь. Огромный и почти нежилой дом напоминал ей мавзолей.
— Я забыл предупредить вас, чтобы вы не пугались, если, проснувшись, не застанете меня дома.
Люк стоял у подножия лестницы, почти незаметный в темноте. Робин пришлось перегнуться через перила, чтобы разглядеть его.
— Вы куда–то уезжаете? — спросила она. Отчего–то ей стало не по себе при мысли о том, что она останется одна в огромном пустом доме. По сравнению с этим даже общество Люка казалось не таким невыносимым.
Он пожал плечами.
— Каждое утро я выхожу на прогулку с Гармом. И обычно это занимает не меньше двух часов.
Ну разумеется, такой огромной собаке необходимо много бегать.
— Я могу пойти с вами, — быстро сказала Робин и почти сразу же пожалела об этом, вспомнив, что собиралась уехать на весь день в город.
— Можете, — равнодушно согласился он, — если у вас найдется подходящая одежда и обувь, чтобы карабкаться по холмам. Там, где мы обычно гуляем, не слишком много тропинок.
Робин как раз взяла с собой подходящую экипировку, потому что рассчитывала гулять по окрестностям с Дотти. Она много слышала о живописных нормандских пейзажах и хотела увидеть их своими глазами.
С Дотти, но не с Люком.
— В таком случае, можете присоединиться к нам около восьми часов. Если, конечно, это не слишком рано для вас, — не преминул он уколоть ее.
Его равнодушный тон говорил о том, что ему совершенно безразлично, пойдет с ними Робин или нет. Он выходит в восемь утра, и точка.
А почему бы и нет? Люк уже не раз давал ей понять, что ставит свои желания и потребности превыше всего. И, что самое странное, Робин начала понемногу привыкать к этому.
5
Ночью Робин спала беспокойно. Ей снилось, что она превратилась в огромную собаку и Люк читает ей лекцию о том, какие сложные, непостижимые и противоречивые существа — женщины. Робин хотелось возразить ему, но из собачьей пасти вылетало лишь негромкое поскуливание. Она проснулась, все еще возмущенная своим неожиданным бессилием, а затем, сообразив, что это был только сон, тихонько рассмеялась и поудобнее устроилась в постели, чтобы заснуть снова. Но сон не шел. Некоторое •время Робин ворочалась с боку на бок в тщетных попытках уснуть, но наконец сдалась и стала лежать тихо, вслушиваясь в темноту.
В противоположность другим старым домам «Медвежий угол» был удивительно тих. Ничто в нем не скрипело, не кряхтело, не постукивало, не скреблись мыши — Робин подумала, что их, должно быть, давно повыловил храбрый Гарм. Только шумел ветер за окном, да изредка откуда–то доносился жалобный крик ночной птицы. Наконец, измученная бессонницей, Робин решила спуститься в кухню и приготовить себе горячего молока. Это верное средство никогда еще ее не подводило. Она встала, накинула халат и толкнула дверь своей комнаты.
Сначала ей показалось, что дверь заперта, но затем Робин поняла, что ее просто подперли чем–то тяжелым. Навалившись всем телом, Робин сумела немного приоткрыть ее и в образовавшуюся щель увидела темно–серую шкуру Гарма. Пес спал, привалившись спиной к двери и вытянув мощные лапы. Открывающаяся дверь побеспокоила его, и он, не просыпаясь, издал уже знакомое Робин низкое предостерегающее рычание.
Робин снова захлопнула дверь и бросилась на кровать. Не было никаких сомнений, что Люк специально оставил у двери пса, чтобы помешать ей выйти. Должно быть, она действительно слышала сквозь сон, как он разговаривает с собакой около ее двери. Робин со всей силы стукнула кулаком по подушке. Пес за дверью завозился, устраиваясь поудобнее, громко зевнул и снова затих. Неожиданно для себя Робин тоже довольно быстро заснула.
Утром ее ждало еще одно потрясение. Проснувшись около семи утра, она подошла к окну, чтобы посмотреть, не улучшилась ли погода. Но, раздвинув занавески, застыла словно громом пораженная.
Чуть поодаль возвышался крутой утес. На вершине его, на самом краю, росла одинокая сосна. Странно изогнутый ствол, широко раскинутые ветви — все было до мельчайшей черточки знакомо Робин. Сотни раз она видела эту сосну и этот утес на картине в своей гостиной.
На картине Теренса.
Он подарил ей эту картину в тот день, когда сделал предложение. После его смерти Робин сняла пейзаж со стены, чтобы убрать в кладовку, потому что его вид пробуждал в ней слишком грустные мысли о недавней утрате, но так и не смогла этого сделать. Много–много часов провела она на диване в странном оцепенении, устремив взгляд на стоящую у стены картину. Подолгу перебирала в памяти каждую свою встречу с Теренсом, каждый час, проведенный с ним, упиваясь сладкой болью, которую причиняли эти воспоминания.