Буквально на последней минуте ожидания такси кидаю в сумку кое-какие свертки, и быстро застегиваю молнию замка. И только в лифте выдыхаю: кажется, ничего не забыла, и снова увижусь со своей доченькой!
— Вам куда? — таксист уточняет адрес, и я называю улицу и номер дома, на которой живут Царевы. Он тут же выруливает с моего двора, и я откидываюсь на спинку заднего сиденья.
Совсем скоро я приеду к тебе, моя крошечка. Совсем скоро обниму. Только бы ничего серьезного! Только бы все обошлось!
Я вспоминаю, как мы все вместе играли в снежки возле дома на том самом мероприятии у мэра, и нервно кривлю губы: как же я не досмотрела, не уберегла ее. Наверняка, она простыла именно там, когда валялась в сугробе. Но устоять от этого удивительного приключения — от души повеселиться с девочкой было выше моих сил, и я, конечно же, принимала участие во всех ее снежных играх, которые только подсовывала детская фантазия. Мы кидались снежками, строили снежную крепость, падали в огромные, пышные сугробы, которые бывают только в лесу, стряхивали с еловых веток снег, и пищали от восторга, когда он падал за шиворот и щипал колючими снежинками шею.
Это я во всем виновата!
Кусаю губу, отчаянно, до крови и мысленно подгоняю водителя: скорее, скорее!
— Девушка! — Я моргаю, не понимая, что происходит. Водитель убавляет громкость автомагнитолы. — У вас сотовый телефон звонит.
— Ой, и правда! — Задумавшись, не замечаю, как в кармане сумки оживает мой телефон, и спешу достать его. Замочек молнии слушается не с первого раза, но, наконец, он поддается и достаю аппарат. — Алло!
— Ева Царева? — уточняет женский голос на том конце провода.
— Да, я.
— Мы выслали вам на почту результаты анализов, но во время новогодних праздников обзваниваем своих клиентов.
— Да, это не лишнее, — говорю онемевшими, обескровленными губами. Боже. Боже. Боже — так стучит сердце в груди.
Сейчас я все узнаю.
Сейчас.
Целых три года я была уверена, что мое сердце похоронено, превратилось в пепел и готов развеяться на ветру, и прямо сейчас я узнаю свой вердикт: правда ли я сумасшедшая, или эта девочка на самом деле является моей дочкой.
Правда или нет?
Да или нет?
— Результаты анализов теста ДНК положительные. Погрешность небольшая — около трех процентов.
— К-как это? — рассудок не готов до конца принимать информацию.
— Тест на девяносто семь процентов положительный. До свидания.
— С-спасибо, — отключаю связь и невидящими глазами смотрю в окно, за которым проплывает нарядная улица, украшенная новогодней иллюминацией.
Девяносто семь процентов. Девяносто семь.
Не может быть. Быть того не может, но Саша и правда моя дочь!
Выходит, Дмитрий Царев украл ее у меня?!
***
— Ева, рад, что ты смогла приехать, — Дмитрий помогает снять зимнее пальто, а я несмело улыбаюсь ему. Шок от новости немного схлынул, и я стараюсь держаться как ни в чем не бывало, чтобы не вызвать подозрений, чтобы он ни о чем не догадался. Тем более, что мне нужно подумать, как быть дальше, что мне делать, как распорядиться этой информацией? Просто так, с бухты — барахты, в дверях его дома сказать об этом я еще не могу, да и не имею права. Думаю, он просто посмеется над моими словами и закроет дверь прямо у меня перед носом, сочтя, что я всего лишь сумасшедшая женщина.
— Не могла проигнорировать твой звонок, тем более, что Саша заболела.
— Да, она очень тебя звала, кажется, ты ей понравилась даже больше, чем Дед Мороз со всем его мешком подарков.
Мы невесело усмехаемся, потому что оба нервничаем из-за ее внезапной болезни. И если для него это, скорее всего, дело привычное, для меня — впервые.
Он провожает меня в ванную комнату, где я намыливаю руки, и внимательно следит за моими действиями. Его взгляд буквально прожигает спину, опаляет волосы, и мне неуютно и в то же время горячо под его взглядом. Хочется, чтобы он отвернулся и одновременно, чтобы он продолжал вот так смотреть. Эта путаница в чувствах не может привести ни к чему хорошему, и потому я резко выдыхаю, будто бы таким образом можно избавиться от мужского аромата, проникающего в пазухи носа.
— Ты можешь остаться в доме на ночь, так будет даже лучше, — говорит он, и глаза его загадочно блестят.
— Но я…
— Не спорь, Ева, — обрубает на половине все мои возможные и невозможные возражения. — Как твой начальник, руководитель, приказываю остаться здесь, в доме, ни к чему тебе ночью мотаться туда-сюда. Тебе выделена комната рядом с детской, и ты сама понимаешь, что опасаться тебе меня не стоит, я не серый волк.
— Да уж, — хмыкаю и останавливаюсь возле двери, покрашенной в розовый цвет.
Он упирается ладонью в стену рядом и медленным, тягучим взглядом, проходит по моему телу, которое подрагивает от такого пристального, чересчур интимного внимания.
— Спасибо, Дмитрий… хм… Дима, — я резко жму на ручку двери, пока наше уединение снова не превратилось во что-то более глубокое, чем простой разговор. Она отворяется, и я быстро проскальзываю внутрь.
— Ева! — раздается слабенький голосок со стороны кровати, которая стоит у окна и тут же все мои мысли о мужчине выветриваются вон из головы. Я вижу девочку, и спешу к ней. сажусь на пол, на корточки прямо перед ее кроватью, провожу рукой по влажному лбу, на который прилипли колечки волос.
— Деточка, — воркую нежно и прячу дрожь в голосе. — Я пришла к тебе как только ты меня позвала. Мы вместе будем лечиться и быстро встанем на ножки!
— И зяйчика!
— Зайчика?
Она кивает. Я приглушаю лампу у кровати, которая светит прямо ей в глаза и поднимаю с пола игрушку, которую подарила ей на Новый год. Мне так приятно, что из всего того, что ей подарили, что она увидела в эту волшебную ночь, она выбрала именно мой подарок, что не могу описать этого словами. В уголках глаз закипают слезинки, и я скорее смахиваю их потеплевшими пальцами.
— И зайчика будем лечить! — кладу ей под ручку, и она с улыбкой кладет его под румяную после сна щечку.
— Ева, как хорошо, что вы пришли, — сзади подходит няня Нина и нагибается ко мне, говоря тихо. — Саша вас очень звала.
— Нина, — я не смотрю на няню, а поворачиваюсь и гляжу прямо в глаза Дмитрию, который уперся в дверной косяк своим плечом и сумрачно следит за моими действиями. — Если позволите, мы с Сашей побудем вдвоем, наедине.
— Надине? — Переспрашивает девочка, и мы все смотрим на нее. Она моргает, трет кулачками глаза.
— Это недолго, — успокаиваю Царева. — Я прочту книжки, которые ей понравятся.
— Да! — резко кивает Саша.
— Ну что ж… — На удивление, мужчина соглашается и отступает, давая дорогу проходящей мимо няне. — Я буду…внизу.
Едва дверь за ними прикрывается, достаю из сумки несколько книжек, снимаю кофту и сажусь поближе к девочке. Она кладет свою горячую голову мне на грудь и вздыхает. В этот момент мое сердце сжимается так сильно, начинает стучать так быстро, что, кажется, выскочит из грудной клетки. Но этот звук успокаивает Сашу, и я глажу ее по голове, перебирая спутавшиеся волосы, расправляя пряди.
Так спокойно и легко я не чувствовала себя давно, и теперь, когда мы вот так просто полулежим на кровати, придает мне не только силы, но и уверенности в том, что все будет хорошо. По-другому и быть не может!
— Эти книжки я читала своей доченьке, когда она была в животике, — с придыханием делюсь с ней важным откровением. Саша приподнимает голову и тыкает мне в живот пальчиком.
— Тут?
— Тут! — смеюсь и прижимаю ее к себе ближе. — Мы читали эти книжки вдвоем, и когда ей что-то нравилось, она пиналась изнутри. И тогда я читала эту сказку снова.
Воспоминания об этом туманят слезами глаза. Всю беременность я проходила легко, меня ничего не волновало, анализы были очень хорошими, и, наверное, именно поэтому я тогда не могла принять заключение и слова врачей о том, что ребенок умер при родах. Ведь этого не могло быть! Мы стали с ней единым целым — вместе читали сказки, и она всегда реагировала на мой голос, что невероятно умиляло и смешило.
