— Если ничего, то почему ты спишь в конюшне?
— Да какая тебе разница? Твой Призрак жив здоров, наяривал морковку из моих рук только так. Это считается изменой? — саркастически выпалила я.
На мгновение он прикрыл глаза, словно пытаясь справиться с самообладанием. Сжатые кулаки было видно даже в карманах.
— В самом деле… Катись куда хочешь, — он отошел в сторону.
— Ну наконец-то, — с облегчением вздохнула я, бросаясь наутек.
— И хватит кормить моего коня, — донеслось предупреждение в спину. — И тем более, дрыхнуть в его стойле.
Боже, ну что за человек? Что коню будет-то от одной морковки?
Но вслух смиренно сказала другое:
— Хорошо, больше не буду.
Под прицелом внимательных серо-голубых глаз, я сбежала с конюшни. Пока торопилась в душ, до того, как проснутся девушки, меня осенила странная мысль.
Торнхилл даже не сказал мне ничего грубого и язвительного.
Очень подозрительно, в самом деле. Что-то задумал? Что-то, касающееся моего дня рождения? Черт, он уже через три дня. Может, «заболеть» и уехать к матери?
Но там ОН. Мистер Торнхилл.
Уж лучше предсказуемый класс с его издевательствами, чем то, что исходит от него. Темное, плохое. Пугающее до дрожи в пальцах. И вызывающее неприязнь и отвращение.
Как и весь он сам.
Как вспомню те две недели, когда миссис Торнхилл с детьми улетела в Англию, а моя мать слегла с температурой, так дурно становится…
На урок биологии я влетела с мокрыми волосами, не успев их высушить.
— Простите миссис Блэквуд, этого больше не повторится, — запыхавшись, извинилась я.
— Ладно, Диана, проходи. Не задерживайся, — разрешила учительница.
На меня уставилось сразу несколько пар глаз. Да что там несколько. Весь класс смотрел.
Ну что там еще?
Пройдя к своему месту, замечаю на парте конверт. До оскомины в зубах не хочется его трогать, но лучше владеть информацией, чем оставаться в неведении. Сев за парту, аккуратно вскрываю конверт. Из него выпадает алая карточка со необычным гербом в виде горгульи, удерживающей кубок.
Покрутив карточку, разворачиваю письмо. В глаза бросается каллиграфический старинный почерк. Написано или черной гелевой ручкой, или настоящими чернилами.
«Уважаемая мисс Диана Горилина! Рады сообщить вам, что ваш лот принят на закрытый аукцион Мейдстона, проходящий в Бэримор Касл 25.11 в 19.00. Вход строго по выпущенным карточкам. Вырученная сумма будет переведена на указанный вашим помощником счет в течение суток в полном размере за вычетом комиссии в 30 %. С наилучшими пожеланиями, Красный Барон, главный куратор».
В полной прострации смотрю на текст, пока смысл слов доходит до меня крупица за крупицей. Все, при этом, продолжают смотреть. Ждут моей реакции. Как стадо оскалившихся шакалов.
Когда до меня дошло что это значит, я в ужасе вскочила с места, истошно закричав. Миссис Блэквуд уронила мел, взвизгнув от неожиданности.
— Сволочи! Какие же вы все сволочи! Ублюдки! Ненавижу вас всех! — я заорала что есть сил.
Отшвырнула от себя стул, в каком-то диком состоянии аффекта перевернула парту. В руках появилась ослепляющая сила. Я начала все крушить. Все, что видела. Пинала мебель, швыряла учебники с соседних парт. Смахивала все на пол. И кричала раненным зверем.
За что они так со мной?! За что?!
— Диана… — учительница прижалась спиной к доске, ошарашенно выпучив глаза.
В классе поднялся невообразимый шум, от которого у меня заложило в ушах. А может от своего ненормального, нездорового крика.
Кто-то останавливает меня, жестко выкручивая руки. Я даже не могу ничего различить. Словно пелена на глазах.
— Остановись! С ума сошла?! — в меня впиваются знакомые до боли глаза.
— Пошел вон! Убери руки! Вы все — грязные животные! Гореть вам в аду! Всем до единого!
Вырываясь, я расцарапала Торнхиллу лицо до крови. Отшатнувшись от меня, он замер на какое-то время, а потом схватил с парты письмо. Принялся читать. Глаза быстро забегали по ровным строчкам.
Я громко засмеялась неестественным каркающим смехом, пошла между рядами. Девушки настороженно вжались в парты. Только сейчас я заметила, что в моей руке острый циркуль. Начала снова смеяться.
— Ну да, еще скажи, что ты не знаешь, что там!
— Дианочка… — пролепетала миссис Блэквуд.
— Что это?! Просто ответь, что это такое?! — повторил он, размахивая бумагой.
— Спроси у своих любимых друзей. Вы же так близки. Ааа, тебя не посвятили? Ты, кажется, впервые за бортом, Торнхилл.
— Горилла, ты спятила? — Янг поднимается с места.
— О, один ожил… — хмыкаю я, зло вытирая слезы тыльной стороной ладони.
Да, опять плачу на виду у всех. В который раз.
— Ну и что это за чертовщина?! — гаркнул Алекс, подняв письмо в воздухе и оглядывая класс. — Какой аукцион? Какой лот?
Все молчали, избегали его взгляда.
— Эмили!
— Что Эмили? — та дернула плечиком, усиленно разглядывая свой маникюр. — Я не причем.
— Да что ты? Так я и поверил. Джекс?
Лучший друг Алекса отвернулся к окну, словно там появилось что-то жутко интересное.
— Джексон! — Торнхилл схватил его за грудки, дергая с мечта.
— Полегче! Ошалел, что ли? Руки убери!
— Что это, мать твою, такое?!
— Что ты прицепился ко мне? Что, да что… Трусы твоей русской принцессы продавать будут! Вот что!
Опустив руки, Алекс уставился на него в полнейшем шоке.
— Что? — севшим голосом переспросил он.
Балаган какой-то, нет слов.
Схватив свои вещи, я бросилась вон из класса.
— Ты разбогатеешь, Горилина! Это все будет по-настоящему твое! Мы не обманываем, твой счет им дали! — крикнула мне в след Эмили. Голос ее был при этом жутко довольный.
Она наслаждалась происходящим.
ГЛАВА 8
ДИАНА
День аукциона наступал слишком быстро. Я так и не смогла ничего придумать. И денег, чтобы выкупить свое же белье на этом проклятом аукционе, у меня не было.
Два дня назад, когда я получила то злополучное письмо, я была сильно не в себе. Миссис Блэквуд доложила об инциденте классному руководителю, и с той у меня состоялся серьезный разговор. Мне не хотелось рассказывать ей правду, потому что я знала, что она ничего не сможет сделать.
Миссис Клерман хорошая, но, увы, ее слово ничего не значит в этой школе. Зато Эвансы, Янги, Феллроузы, мистер Торнхилл и так далее по списку, регулярно спонсируют школу, и спонсируют миллионы, а это значит, что им никто и слова поперек не скажет.
В прошлом году, когда на свой день рождения я пыталась выбраться из стеклянного ящика, в который меня засунули к паукам, я разбила его к чертям от обуявшего меня ужаса и паники. Порезала ладони, да и на животе до сих пор шрамы. Ведь я вылезала оттуда, ни на что не глядя. Пауки оказались не ядовитыми, но я даже смотреть на такую живность не могу, не то чтобы с ними находиться.
Это в детстве я спокойно сщелкивала их пальцем, когда они появлялись у нас в бунгало. А теперь и на пушечный выстрел боюсь подойти.
В прошлом году я призналась во всем учителю, и она даже донесла все до директора. А вот дальше все встряло. Как ей потом объяснили (она сама передала мне, разведя руками) — детки просто играли, пошутили. Никто не ожидал, что я разобью головой стекло. Им только выговор сделали. Жаль, Торнхилл тогда отсутствовал. Уехал в Уэльс на соревнования по конному поло.
Хотя в итоге выговор — это такая ерунда.
Поэтому, когда миссис Клерман в очередной раз спросила, что происходит, я лаконично ответила:
— Ничего существенного.
— И поэтому ты швыряла парты и стулья? Я вынуждена донести об этом директору.
— Миссис Клерман, тогда у директора я расскажу истинную причину. Но вы же знаете, что на том и остановимся.
— Ох, Дианочка. Да что же такое происходит? — покачала она головой, глядя на меня с жалостью. — Я же вижу, что у тебя проблемы с классом.
Мягко сказано. Проблемы.
Иногда я спрашивала саму себя: зачем мне все это надо? Ну оплатил мистер Торнхилл мою учебу, ну и что? У меня же есть право выбора, и я всегда могу сказать нет. Никто не принуждает учиться.
