кивнула я, ища свою одежду.
– Тогда вот так и оставайся, – снова съехидничал Ромочка, отобрав у меня лифчик и завалившись на бок рядом.
– Ты определенно чокнутый, – натянула я покрывало повыше.
– Возможно, – не стал отрицать. – Но я в своей семье самый адекватный, кажется. Иногда даже думал, что подкидыш.
Я даже боюсь представить, что там у Ромочки за семья, если он самый-самый. Хотя с его раздутым самомнением и не то можно заявить. Но с такой уверенностью…
– А мама твоя кто? – вырвалось у меня, хотя тема совсем о другом.
– О, мама моя выдающаяся личность. Много курит, пьет и вращается в так называемом богемном обществе. Только она там единственная, кажется, при деньгах. Пишет бездарные стихи, а все восхищаются за дешевый коньяк.
Нет, Ромочка сейчас точно мне заливает. Я думала, что подобное осталось где-то на страницах книг. У меня бабуля та еще мадам, а это в Питере! На минуточку! Мама тоже штучка хоть куда, но с меньшими закидонами. И я, белая ворона, которая выбрала профессию, связанную с кровью, гноем, испражнениями и совсем не интеллигентными людьми.
– И где тогда твои родители познакомились? – продолжала я дальше любопытствовать.
– В музее.
Тут я окончательно неприлично открыла рот, а Ромочка усмехнулся.
– Где? – я даже переспросила.
– В музее, – повторил этот интриган. – Тебе всю семейную историю рассказать?
– Ну… можно.
– Вика, а тебе зачем? Собираешься стать частью семьи?
Я чуть не задохнулась от возмущения. Это эго нельзя уменьшить, судя по всему, никак. Я же для дела спрашиваю, чтобы понять, во что ввязалась.
– Ты опять! – заорала я на Ромочку.
– Да не соскакиваю я, – понял он меня. – Мать с отцом познакомились в музее, когда он искал подсказки на каком-то полотне, вроде ведущие к кладу. Но он на этом… ку-ку, – покрутил пальцем у виска. – И насчет контрабанды ты угадала. Только бы он вроде давно отошел от дел, как узнал Федя, но старые связи не ржавеют. А еще чертова генетика иногда подводит…
Ромочка замолчал, а я почему-то подумала, что он говорит не о себе. В принципе я не в курсе, как живут контрабандисты в реальной жизни, но вряд ли они уходят на пенсии, а если и уходят, то не так очевидно.
– Твоя сестра…
– Ага, когда она пошла учиться на исторический, мама неделю не коньяк пила, а валидол.
– Я все равно не поняла, как твои родители сошлись.
Почему-то этот вопрос сейчас меня больше всего занимал. Я не понимала, лжет мне Ромочка или правда иногда бывает изощреннее лжи. Может, легенда не до конца продумана?
– На любви к искусству. Отец очаровал мамулю знаниями, – поделился Ромочка.
Точно странная семейка. Причем отец с детьми, как я поняла, давно не общаются. А если о матери правда, то не удивляюсь, что выросли они такими… Ладно, не мне судить. Но деньги откуда-то у Ромочки есть, чтобы путешествовать.
– У тебя мама миллионерша? – спросила я аккуратно.
Нет, ну вряд ли Ромочка сам заработал на поездки.
– Папа у нее был миллионером.
– Настоящим миллионером? – удивилась я и даже не заметила, как одеяло с груди упало.
– Ого, как охотно девушки обнажаются при слове «миллионер».
– Дурак, – ударила я Ромочку кулаком в плечо.
– Не миллионер я, спешу огорчить.
И снова это ехидное выражение лица – так и хочется смачно съездить. Но воспитание не позволяет! Хотя о нем я забыла, как только приехала сюда.
При чем тут вообще миллионеры или не миллионеры – не в этом дело. Вот пойду на свидание с Федей, который точно не миллионер. Ведь с разбитой головой такие люди ходят к личным врачевателям, а не случайным медсестрам.
– А Федя кто?
– Федя не родственник, если ты об этом, – ответил Ромочка.
Ну вот же ко… конспиратор. Не это я имела в виду, и он прекрасно понял, но снова увильнул от прямого ответа.
– Так, прекращай!
– Ну как хочешь, – снова попытался Ромочка подняться.
– Прекращай уходить от ответов, а не прекращай говорить, – пояснила я, как для умственно отсталого, хотя понятно, что просто прикидывается.
– Федя когда-то работал на моего отца, вот и пригодился мне.
– Он тоже контрабандист? – чуть не схватилась я за сердце.
Вот тебе и на! Я на Ромочку ярлыков навешала, а тут показавшийся мне милым Федя самый настоящий контрабандист. Теперь еще и с пробитой головой. Мамочки! Куда же я влипла?
– Водички принести? – заботливо поинтересовался Ромочка.
– Даже не думай слинять…
Но, видимо, вселенная не на моей стороне. Снизу раздался полный возмущения крик тети Любы:
– Кто топтался по моему огороду?
Теперь я уже сама столкнула Ромочку с кровати. Не хватало, чтобы хозяйка застукала нас. Я же от стыда сгорю.
– Ты совсем ку-ку?
Ромочка явно не ожидал такого поворота и свалился на пол. Надеюсь, ничего не отбил, а то придется не только головы штопать, но и с ушибами справляться.
– Иди вниз, – зашипела я. – Отвлеки ее.
– Ладно, пойду включу все свое обаяние.
Не знаю, что наплел Ромочка, но когда я спустилась, тетя Люба уже в относительно нормальном расположении духа пила на кухне чай. И пусть я уже в одежде, но все равно за лук стыдно.
– Какие-то вы сегодня не такие, – присматриваясь к нам со своей тюремной подозрительностью или проницательностью, черт разберет, заметила тетя Люба.
– Это какие? – невинно спросил Ромочка.
– Загадочные, что ли, – протянула хозяйка, еще больше заставив мои уши гореть. – Эх, ладно, – поднялась она. – Спасибо, Ромка, за чай, но надо идти на огород.
– Я вам помогу, – терзаемая чувством вины, предложила я.
Ромочка только хмыкнул. Вот и зачем надо было меня ночью тащить на соседний участок и заставлять спать на сеновале? Вряд ли бы те, кто приходил, меня бы убили. Боже, ну и мысли с этими криминальными личностями в голову лезут. Тем более старались они вести себя тихо, да и вообще они по Ромочкину душу.
Интересно, это привет от любящего папы? Может, он каким-то образом узнал, что такой же любящий сын заходил в гости в отсутствие хозяина и прихватил какой-то сувенир на память?
Ответы Ромочка мне выдает с дозировкой, которая любопытство не удовлетворяет, а еще больше разжигает.
Но стоило мне оказаться на огороде, как я нашла лекарство от разрывающих голову вопросов. И это я думала, что у меня в приемнике работа тяжелая? Черта с два! Огород – вот это каторга. Я думала только о своих несчастных мышцах и невыносимой жаре, от которой я едва не заваливалась в обморок.
Рядом с огородом не стояла ни моя работа, ни даже самый
