Глаза Бена блестят, а выражение лица жесткое, но он одними губами произносит: «Спасибо».
Я одними губами отвечаю: «Не за что», и принимаюсь за то, чтобы принести Эллиот салфетку и стакан воды с кухни, пока ее отец успокаивает ее.
— Что случилось? — спрашивает он.
— Колетт пригласила своего парня…
— Что за чертовщина… — Я кусаю губы.
— Они долго были на улице, потом Колетт сказала, что ты не вернешься домой и что ей нужно идти, но она вернется. Плита начала пищать и стало плохо пахнуть, а она так и не вернулась. — Истерия нарастает в ее голосе с каждым словом, пока Эллиот снова не сдается и не падает в объятия своего отца.
Он качает головой, его плечи напряжены, а челюсть двигается, как будто тот фантазирует о том, как разжевывает эту сучку и выплевывает ее. Не то чтобы я винила его. Я бы с удовольствием поделилась с этой шлюхой своими мыслями.
После нескольких печальных минут он пытается снять ее обезьянью хватку со своей шеи.
— Почему бы тебе не пойти и не присесть на диван, чтобы я мог позвонить Колетт? — Когда она не отпускает его, глаза Бена умоляют о помощи.
Я сажусь на корточки рядом с Эллиот, и когда она открывает свои заплаканные глаза, то немного успокаивается.
— Ты ужинала?
Она качает головой.
— В настроении для пиццы Красти Краб?
Она шмыгает носом, немного отстраняется от отца и вытирает глаза предплечьем.
— Она н-н-не настоящая.
— Конечно, настоящая. Давай закажем одну и посмотрим, сможем ли мы заставить Губку Боба доставить её.
Она кивает, густая грива кудрей прилипает к ее мокрым от слез щекам.
— Ладно. Но я н-ненавижу пепперони.
Ее отец целует ее в лоб.
— Тебе не нравятся пепперони. Ты ничего не ненавидишь, детка.
— Вовсе нет, — говорю я. Бен вопросительно смотрит на меня. — Женщины чувствуют глубже, чем мужчины. Это не наша вина. Иногда не нравится — недостаточно сильное слово. — Я встаю и хватаю Эллиот за руку. — Разве это не так, коротышка?
— Да. — Она надувает губы. — Я ничего не могу с этим поделать.
Бен все еще выглядит немного убийственно, но улыбается.
— Как быстро я забываю. Простите меня.
Боже, он выглядит так чертовски хорошо. Немного сломленный, с едва скрываемой яростью и сердцем, полным чистой любви к маленькой девочке рядом со мной.
— Ты прощен, — говорю я.
Мы с ним слишком долго смотрим друг другу в глаза, и я, наконец, отвожу взгляд в сторону, чтобы разрушить чары. Бен прочищает горло, затем я слышу, как открывается и закрывается входная дверь. Он звонит Колетт и переносит разговор на улицу, чтобы уберечь свою дочь.
Я была неправа.
Бен Лэнгли не просто хороший человек.
Он замечательный человек.
ГЛАВА 6
БЕН
Колетт не отвечает на свой чертов телефон.
Возможно, это и к лучшему, потому что то, что я должен сказать ей прямо сейчас, может быть, неразумно и не по-пасторски, но о чем, черт возьми, она думала, оставляя мою шестилетнюю дочь одну? Я стараюсь не представлять себе все миллионы вещей, которые могли пойти не так, но это невозможно.
Я снова набираю ее номер, глубоко дыша и пытаясь взять свои эмоции под контроль на случай, если няня все-таки ответит. Снова голосовая почта. Хорошо. Ее машина все еще стоит на подъездной дорожке, и, в конце концов, ей придется вернуться за ней. Когда она это сделает, я буду ждать.
Я расхаживаю по крыльцу, сжимая телефон в одной руке, а другой вцепляюсь в волосы. Входная дверь медленно открывается, и Эшли выскальзывает, чтобы присоединиться ко мне.
— Неудачно?
— Она не отвечает на свой гребаный телефон, — тихо говорю я, чтобы Эллиот не услышала.
Эшли опирается бедром на перила, ее светлые глаза следят за мной, пока я продолжаю расхаживать.
— Да, я так и подумала, когда не услышала, как ты здесь теряешь свое дерьмо.
— О чем, черт возьми, она думала, оставляя Эллиот одну? И все это для того, чтобы пойти потусоваться с каким-то парнем?
— Иногда девушки тупеют рядом с определенными мужчинами.
Мой взгляд падает на нее.
— Это неприемлемое оправдание. Эллиот могла пострадать!
— Но с ней все в порядке.
— Дом мог сгореть дотла, или что, если бы случилось торнадо?
Ее глаза сужаются.
— В Аризоне?
— Кто знает. Миллион разных вещей могли пойти не так. Она могла умереть!
Эшли хмурится, но не так, будто ей грустно. Больше похоже на то, что она несколько недель решала математическую задачу, и ответ оказался не таким, как та думала.
Я чувствую себя опустошенным. Выбитым из колеи. Мое сердце бешено колотится, и я пытаюсь ослабить контроль над своим гневом. Мой контроль хрупок, и это ужасно для такого человека, как я. Моя жизнь работает только благодаря моему отлаженному контролю.
— Я не могу потерять ее. — Вот к чему все сводится. Я потерял Мэгги, и Эллиот — это все, что у меня осталось. Опускаюсь на дрянной складной стул на крыльце, ржавые соединения протестуют против моего веса.
Эшли садится передо мной на корточки и кладет руку мне на колено.
— Ты не потеряешь ее. Ты отличный отец, а она умный ребенок.
Осознает ли она, что ее большой палец рисует круги на моих штанах? Может ли видеть, как я смотрю на ее бледную руку, которая двигается и подергивается, когда девушка говорит?
— Сегодня вечером она попала в плохую ситуацию, но поступила правильно и позвонила тебе. — Эшли сжимает мое бедро, и это ощущение поднимается вверх и между моих ног. — Она в безопасности. Все в порядке. — Эшли наклоняет голову, чтобы поймать мой взгляд.
Моя кожа кажется горячей и слишком натянутой, мои губы приоткрыты, чтобы облегчить дыхание. Накатывающая потребность поднимается и опускается за моими ребрами.
— Все в порядке? — спрашивает она с легкой кривой улыбкой на губах.
Меня переполняет адреналин. Мой разум жаждет отвлечься от беспокойства о миллионе вещей, которые могли пойти не так с Эллиот сегодня вечером, поэтому я позволяю себе представить, каково было бы чувствовать улыбку Эшли на моей коже. Каково было бы чувствовать эту руку на моем колене, прижатую к моей обнаженной груди, в то время как ее длинные ноги обхватывают мои бедра. Я позволяю себе воображать вещи, которых человек в моем положении не должен желать.
Нет, Эшли. Не все в порядке.
— Да.
Ее улыбка становится шире, и мне интересно, на что это похоже на вкус. Будет ли ее язык мягким и сладким, или в ее поцелуе будет жестокий укус, словно я попробую свою собственную кровь? Мой член толкается за застежкой-молнией. Что, черт возьми, я делаю?
Я наклоняюсь вперед, чтобы упереться локтями в колени, заставляя ее убрать руку, и обхватываю голову руками, желая успокоиться и вернуться. Что это было? Только что я до смерти волновался за Эллиот, а теперь сижу на крыльце со стояком? Из-за женщины, которая не является моей женой? О боже, меня тошнит.
— О, пицца здесь, — говорит Эшли. — Быстро они.
Я смотрю на машину, припаркованную перед моим домом, и хмурюсь, когда вижу, как Колетт вылезает с пассажирской стороны. Я вскакиваю на ноги и бросаюсь к ступенькам, но чувствую твердое давление Эшли передо мной, удерживающее меня.
— Спокойно, Бен, — шепчет она, и этого достаточно, чтобы немного утихомирить мою ярость, чтобы я мог ясно мыслить.
Няня Эллиот смотрит на мою машину, когда идет через двор к нам.
— Ты, должно быть, Колетт, — говорит Эшли.
Девушка резко поворачивает голову и замирает. На ее лице застыл страх, потому что ее только что поймали.
— Ты сказал, что не вернешься домой раньше восьми.
— Значит, ты получила мое сообщение.
Она поворачивается к машине своего парня, как будто подумывает о том, чтобы сбежать, но он уезжает и оставляет ее сражаться в собственной проклятой битве. Колетт опускает голову и бормочет пару ругательств, прежде чем снова посмотреть на меня.