— Да, меня не было всего минут пять. Мне пришлось сбегать за тампонами.
Я собираюсь наброситься на девушку, когда смех Эшли привлекает мое внимание. Она стоит передо мной, ее правое плечо у моей груди, так что я не могу ясно видеть ее лицо.
— Используешь женские проблемы на чуваке, потому что знаешь, что он не будет задавать вопросов. Классика.
Колетт свирепо смотрит на Эшли.
— Хочешь, чтобы я показала тебе окровавленный тампон, чтобы доказать это?
— Да, хочу. — Эшли делает шаг вперед, но я не знаю, на что она способна, поэтому хватаю ее за локоть и бормочу ее имя.
Она останавливается и даже отступает на два шага назад, так что ее спина плотно прижимается к моей груди. Не знаю, случайность это или она сделала это нарочно, но это работает, когда мы привязываемся друг к другу.
— Иди домой, Колетт, — говорю я так спокойно, как только могу. Ничего хорошего не выйдет из нашего разговора сегодня вечером, когда я все еще злюсь и смущен тем, как Эшли на меня действует.
— Да, и ты уволена, — говорит Эшли.
Я смотрю на ее блестящие светлые волосы, потрясенный тем, насколько вовлеченной она решила быть. У Эллиот никогда не было защитника, кроме меня и, возможно, Бетани. Приятно видеть, как сильно Эшли заботится о моей дочери.
— Ты не можешь меня уволить. Я тебя даже не знаю, — говорит Колетт.
— Ты уволена, — повторяю я. — И я не дам тебе рекомендации, так что не рассчитывай на это.
— Ей это не понадобится, — говорит Эшли, не глядя на меня, ее взгляд прикован к подростку. — В ближайшие несколько месяцев она забеременеет от этого мудака, который сбежит, поджав хвост, при первых признаках проблемы. Не жди, что этот парень останется рядом, когда вся эта чушь типа «клянусь, я все решу» не сработает. Этот болван с тобой для легкого секса, не путай это. Сделай себе одолжение и возвращайся к учебе. Прими обет безбрачия, пока не найдешь парня, который смотрит на тебя так, будто ты держишь весь его мир в своих руках, и он в ужасе от того, что ты его раздавишь. А до тех пор? Перестань давать любому, кто проявляет хоть малейший интерес.
— Ты сумасшедшая! — говорит Колетт, топая к своей машине.
— Время покажет. Если ты не забеременеешь через шесть месяцев, тогда я съем свой собственный ботинок.
— Пошла ты!
Эшли хихикает. Мы молча наблюдаем, как Колетт отъезжает.
— Не знаю, мне вроде как нравится эта девушка, — говорит Эшли. — У нее есть харизма.
Только когда смеюсь, я понимаю, что моя рука обнимает изящное предплечье Эшли, а ее спина все еще крепко прижата к моей груди. Что я делаю? Тут же ослабляю хватку, и Эшли поворачивается. В процессе задевает задницей мою ширинку, и шумно втягивает воздух. Я отступаю назад, и мое лицо вспыхивает от того, с чем девушка только что соприкоснулась. У меня не натянуты штаны или что-то супер очевидное, но когда Эшли рядом, и я наблюдал, как она заступается за мою дочь, почувствовал тепло ее кожи под своей ладонью, мой член набух и определенно стал заметен.
Девушка замирает, ее спина напряжена.
Мое лицо так горит, что едва могу это выносить, и я благодарен за перегоревшую лампочку на крыльце, чтобы она не увидела, как сильно я покраснел.
— Эш, я… — Сожалею? Унижен? Возбужден и безумно запутался?
Когда она, наконец, смотрит на меня, в ее глазах нет нервозности или смущения, как я ожидал. Эшли улыбается, как будто я сделал ей комплимент.
Слава богу, пицца появляется как раз в этот момент, и я могу пробежаться трусцой по двору и заплатить за ужин, давая себе возможность остыть, а сердцебиению снизиться до приемлемой скорости.
Только когда Эшли, Эллиот и я садимся за кофейный столик перед телевизором, я могу ясно мыслить, и один и тот же вопрос снова и снова прокручивается в моей голове.
Что эта женщина делает со мной?
ЭШЛИ
Вчера вечером, наевшись пиццы, Бен и Эллиот отвезли меня обратно к моей машине у церкви. Он долго извинялся за то, что, по его словам, «украл у меня выходной», а я продолжала говорить ему, чтобы он не беспокоился об этом. По правде говоря, мне понравилось тусоваться с Беном и Эллиот.
Как только конфронтация на переднем дворе с этой подростком-идиоткой подошла к концу, мы вошли внутрь, и все стало немного странно. Если я была на одной стороне кухни, мужчина придерживался другой. Я скрестила ноги, сидя на полу у кофейного столика, а он сел как можно дальше на диван. Как будто между нами находился невидимый пузырь, который всегда держал нас на расстоянии.
Серьезное отклонение от того, насколько близки мы были снаружи.
Я предположила, что снаружи он был возбужден и не думал о том, чтобы держаться на расстоянии. А как только взял себя в руки и вернулся в дом, окруженный фотографиями своей жены, то вспомнил, каким человеком должен быть — недоступным. Увы. Он так хорошо чувствовался, прижимаясь ко мне.
— Бесплатно, — говорит Говард, возвращая мне мой телефон, который выглядит как новый.
— Вы уверены? — Я показываю свой бумажник в доказательство того, что пришла, готовая заплатить. — Я рада заплатить за ваше время.
Старик уже качает головой.
— Нет. Я знаю пастора Лэнгли всю его жизнь. Он для меня как семья.
— Правда? Значит, вы знали его, когда он был ребенком?
— Конечно, знал. Они с Джесайей были маленькими хулиганами. — Он снимает очки, трет глаза и снова надевает их. — Удивительно, что у них все сложилось так хорошо, учитывая, какими были их родители.
Я наклоняюсь вперед, опираясь на стойку.
— В каком смысле?
— Им промыли мозги в каком-то религиозном культе. Они переехали в Орегон после того, как Джесайя сбежал. Думал, Бен пойдет с ними, но он поступил в семинарию. Умный ход, если ты спросишь меня.
Ха… Я не знала этого о Бене.
— В любом случае, Джесайе, кажется, стало лучше теперь, когда он с Бетани. Милая девочка. Не могу сказать, что я вижу то, что она видит в нем.
М-м-м… он горячий, талантливый, у него большой член (по крайней мере, я так слышала), и он бросился бы под автобус, чтобы защитить свою жену. Не говоря уже о том, что Джес знаменит и неприлично богат, хотя ни то, ни другое не имеет никакого значения для Бетани.
— Еще раз спасибо за новый экран.
— В любое время. Увижу ли я тебя в церкви в воскресенье?
Я ухмыляюсь.
— Да, вообще-то, я буду у двери. Я только начала работать волонтером. И буду приветствовать прихожан.
— Молодец, — улыбается Говард. — Миру нужно больше таких хороших людей, как ты.
Ох, вау. Хорошие люди? Я хороший человек?
Я машу на прощание и, подпрыгивая, направляюсь к своей машине. Включив свой телефон, вижу кучу пропущенных звонков от Бетани и несколько сообщений от Энтони, спрашивающих, не хочу ли я «потусоваться». Я закатываю глаза и удаляю их. Сторми написала мне сообщение, спрашивая, где отбеливатель и резиновые перчатки.
— Даже не хочу знать, для чего это нужно. — Я нажимаю несколько кнопок, завожу машину и прижимаю телефон к уху.
Бетани отвечает щебечущим:
— Что за чертовщина! Я так чертовски зла! Джесси позвонил Бену прошлой ночью, и он рассказал нам об этом дерьме с Колетт! Я говорила, что эта девушка ужасна. И она пошла покупать тампоны, ага, как же. Полная бредятина!
— Было бы лучше, если бы ты вообще не произносила плохих слов, чем вот так говорить по-детски.
— Что случилось прошлой ночью?
Я рассказываю ей историю, свою версию, которая, кажется, совпадает с тем, что она уже слышала от Бена.
После нескольких секунд молчания она говорит:
— Думаю, мне следует вернуться и помочь Бену с Эллиот.
— Он сказал, что все решит. Думаю, тот собирается уходить с работы пораньше или что-то в этом роде.
— Он не может этого сделать! У него встречи по бюджету, консультации, собрания старейшин и церковь, которой нужно управлять, и…
— Я уверена, что он ей найдет замену.
