— Видимо, директриса не учла, что руководитель группы тут я. И для меня неприемлемо присутствие родителей моих актеров на репетициях. Это отвлекает их и мешает сосредоточиться.
И ведь чистая правда! Вон Оксана уже вся извертелась, завидев любимого папочку. Девочке очень повезло — ее чуть ли не на руках носили. Моя практика работы с детьми давно показала, что такие дети, как правило, сильно избалованы. Но не Оксана. За три дня работы в лагере я, по достаточно известной причине, приглядывалась к ней больше, чем ко всем остальным.
Девочка развита не по годам, порой рассуждает как взрослый человек, очень щедрая, отзывчивая и бойкая. О своем отце всегда говорит с большой любовью. А когда сверстники вспоминают о матерях, затихает и отвлекается на дела насущные. За счет лидерских качеств у нее быстро находятся друзья. На конфликт старается не выходить, ни с кем не ругается. А вчера после отбоя, когда я уложила Кирилла и решила посидеть на свежем воздухе, увидела, как Оксана украдкой выбралась из комнаты, улеглась на газон прямо в пижаме и принялась что-то карябать на листочке, периодически делая паузы и поглядывая на звезды.
Я не стала себя раскрывать. Просто наблюдала за ее действиями. А когда девочка сложила листок и принялась старательно мастерить конверт, я поняла, что писала она, скорее всего, папе. И теперь не могла усидеть на месте, видимо, очень хотела вручить свое послание.
Но занятие есть занятие! И если через месяц я должна явить вниманию родителей достойный спектакль, репетировать мы должны долго и тщательно.
Владимир возражать не стал. С извинением поднялся, спросил про время окончания репетиции и вышел. Хотя, когда я озвучила страшную фразу «Через полтора часа», его брови сошлись на переносице, а взгляд красноречиво блеснул. Я уже морально подготовилась к громкому возмущению со стороны руководства лагеря и длинной лекции на тему «Как нужно вести себя с людьми, на которых работают твои же работодатели», но… держаться за это место у меня желания нет. Даже за ту нехилую заработную плату, которую мне пообещала Катя. Гораздо проще уйти сейчас. Потому как если я сроднюсь с проектом, бросить ни за что не смогу. Даже если взашей погонят! Постановка — это мое детище, а детей, как правило, не бросают.
Не знаю, конечно, как для Владимира, но для меня полтора часа пробежали как три минуты. Я бы еще с удовольствием время потянула и детей рядом подержала, но боюсь, руководство моего руководства не оценит! Да и детям пора на полдник собираться.
Поэтому под радостный визг я благополучно отпустила детей к вожатым и осталась в полной тишине. Жаль только, длилась она недолго: Савицкий снова вернулся, чтобы пустить град холодных мурашек по моей спине.
19
Первые несколько секунд нашего уединения я почему-то не могла заставить себя взглянуть на Владимира. Делала вид, что сосредоточенно читаю сценарий. А на самом деле в ответ на каждый размеренный шаг, сокращающий расстояние между нами, сердце отзывалось более сильным ударом. Когда же Савицкий замер в полуметре от меня — слишком близко для целостности моих нервных клеток, — я почувствовала себя совсем неуютно. Словно в наступившей тишине он мог легко услышать бешеный стук моего сердца.
Помню, в слезах убегая из ресторана, я обещала себе, что стану сильнее. И больше не позволю ни одному мужчине обращаться со мной подобным образом. Я была сама виновата. Поддалась порыву чувств, наивно решила, что это взаимно. А по факту обрела очередной неудачный опыт общения с мужчинами.
— Так чего ты хотел? — Я заставила себя оторвать взгляд от листков и задрала подбородок.
Владимир так внимательно вглядывался в мое лицо, будто пытался прочитать мысли. Мне кажется или его светлые глаза стали еще ближе? Сглотнула и невольно отступила.
— Ты прекрасно знаешь, зачем я пришел, Марина. Я хочу познакомиться со своим сыном, — низкий голос прозвучал одновременно и тихо и требовательно.
— Хочешь знать мое мнение по этому поводу? Я считаю, что это не лучшая идея. А если совсем откровенно — крайне паршивая.
— Это еще почему?
— Кирилл — живой мальчик. Не игрушка, с которой можно играть, когда тебе захочется. А я не уверена, что ты хочешь объявиться в его жизни надолго. Боюсь даже представить, сколько ты предложишь денег, чтобы мой сын убрался от тебя подальше.
Глаза Савицкого недобро сузились. Неужели мои слова его задели? Но ведь это же чистая правда!
— Я бы никогда с ним так не поступил.
А вот на этот счет у меня сомнения. Хотя, пожалуй, я благоразумно промолчу. Наш спор сейчас ни к чему не приведет. Я не могу так просто подпустить Владимира к своему сыну.
В который раз убеждаюсь, что этот мужчина читает мысли. Я не возразила, лишь подумала, а Владимир уже зажал пальцами правой руки переносицу и шумно выдохнул.
— Марина, послушай. Если бы в тот день, когда я… когда мы с тобой последний раз виделись… ты бы смогла сказать мне о беременности… Я бы ни за что не поступил с тобой так… как поступил.
— Но я не смогла. Потому случилось так, как случилось. И сейчас ты не обязан оправдываться. Мы учимся на ошибках, правда? Я усвоила урок. А сейчас прости, но эта тема мне крайне неприятна.
Глаза Владимира сверкнули, челюсти сжались. Он шагнул на меня, заставляя снова отступить, отчего я прижалась мягким местом к краю столешницы, а по спине пронеслась очередная порция холодных мурашек.
— У моего сына твоя фамилия?
— Только не говори, что тебя это удивляет.
— Что значится в графе «отец» свидетельства о рождении?
— Я записала твое имя. Но если ты против, будем считать, что у меня было несколько «Владимиров» за пару недель, потому…
— Прекрати, Марина.
— Что опять не так?
Владимир упер руки в бока и зажмурился.
— Я хочу, чтобы мой ребенок носил мою фамилию.
Он полностью проигнорировал мои слова. Неужели Савицкий сейчас серьезно? Я приподняла одну бровь и усмехнулась:
— Еще что-то?
— Кирилл должен жить в достатке. Я обеспечу всем, чем нужно.
— Мы не бедствовали без тебя, поверь, — как я ни сдерживалась, тон получился крайне оскорбленным.
— Я вижу, Марина. Но этого недостаточно. Со временем, когда мальчик привыкнет ко мне, наиболее правильным решением будет переехать в мой дом.
— СТОП! — чтобы перебить столь самоуверенную речь, мне пришлось хорошенько прикрикнуть и выставить перед собой руки. — МОЙ сын никуда переезжать не будет.
— Он и МОЙ сын!
— Увы, только биологически.
— И на бумаге тоже скоро станет, можешь не сомневаться. — Владимир грозно прищурился.
А вот сейчас мне стало страшно.
— Что ты задумал?
— Я уже сказал. Я намерен принимать активное участие в жизни моего сына. Хочешь ты того или нет.
Появилось дикое желание огреть этого самоуверенного болвана чем-нибудь тяжелым. В отличие от Владимира, в законах я не сильна, но не сомневаюсь, что против адвоката его уровня мне некого будет противопоставить.
— Даже не сомневаюсь, что отцом ребенка тебя признают. Но что дальше? Твои холодные законы, на которые ты так привык опираться, не помогут тебе завоевать доверие мальчика, мать которого ты затаскаешь по судам, лишь бы сменить ему фамилию!
— Но мы ведь сможем обойтись без громких скандалов, не так ли? Просто дай мне шанс, Марина. И я докажу, что вполне способен любить нашего сына.
Я лишь покачала головой.
— Ты понятия не имеешь, как сильно Кирилл ждал встречи с отцом, пока мы жили за границей. Он и сейчас ждет. Но «приходящий» папа, которому я совершенно не доверяю, проблемы не решит. Мальчику нужна семья! Полноценная.
И снова наступила гробовая тишина. Владимир даже шелохнуться не смел. Будто, если он сейчас посмеет открыть рот, я схвачу его за руку и со злобным коварным смехом утащу в ЗАГС.
Представив подобную картину, я не смогла сдержать смешок.
— Ты права… — тихо сказал он.
