Антон чувствует меня, как никто другой. Он знает все мои слабые стороны, видит насквозь, и это непередаваемые ощущения. Как и проведенная с ним ночь… Все же она у нас была на самом деле, а я себя убедила, что мне это все лишь приснилось.
Если бы не мое печальное прошлое и не опека брата, у нас мог быть шанс на счастье. Я уверена, мы бы его использовали и не прогадали. Но увы и ах. Обстоятельства вокруг диктуют свои правила.
У него слишком много врагов, у меня не самое благоприятное прошлое. Ему не нужна такая «поломанная» вторая половина, как я. Его женщина должна быть не только красивой и мудрой, а еще и неимоверно сильной.
Я слабая. Я на эту роль не подхожу. Совершенно.
Возвращаюсь на кухню, заставляю Антона сесть на диван. Вид его покрасневшей руки мне не нравится. Если немедленно не предпринять меры, то вскоре там будет красоваться внушительных размеров ожог.
— Болит? — спрашиваю, хотя прекрасно знаю ответ. Подобная травма причиняет сильную боль, стоит вспомнить хотя бы, как руку от кружки с горячим чаем одергиваешь.
Одно дело, что знаю я, и совсем другое, что Антон мне ответит. Уверена на все сто, его ответ не будет соответствовать правде. Он соврет, лишь бы я не волновалась.
— Не особо. — Антон произносит под моим пристальным взглядом. Я строго смотрю на него, сердце заходится в рваном ритме.
Конечно, больно ему не особо! Рука ж еще волдырями не покрылась и не отвалилась, на ней всего лишь легкое покраснение. Лекарство? Нет, не слышали. Подумаешь, чепуха какая!
Сарказм так и прет, хочется сказать вслух все, что думаю по этому поводу. Без правил приличий, без прикрас, на исконно русском языке. Чтобы было понятней.
Но разве я смогу его переубедить? Озвучив свои мысли вслух, добьюсь лишь того, что он не позволит оказать необходимую медицинскую помощь. А ведь сам в ней нуждается.
Смотрю на ожог. Кончики пальцев аж сводит от острой потребности прикоснуться к нему. Бережно положить раскрытую ладонь поверх обожженной кожи, едва касаясь легкими и практически невесомыми движениями пройтись по бицепсу, остудить горячую кожу.
Нельзя. Ни ему, ни мне проявление чувств не поможет. Напротив, станет лишь хуже.
Продолжаю держать себя в руках. Если хоть на мгновение допущу слабость, то сорвусь. А это ни к чему хорошему не приведет. Уж слишком сильны мои чувства.
Помню разговор с братом и свое обещание Вадиму. Нам с Чеховым нельзя быть вместе. Как бы сильно ни хотелось.
— Потерпи немного, сейчас полегчает, — обещаю своему «пациенту».
Он поднимает на меня глаза, сталкиваемся взглядами. Задыхаюсь. Зрачки Антона расширены настолько, что за их чернотой практически не видно голубой радужки. Это от испытываемой боли.
Достаю из аптечки необходимый спрей, он обладает и лечебным, и охлаждающим эффектом. Как раз то, что нужно сейчас. Я его специально покупала перед летом, чтобы при необходимости мазать Сонечку от солнечных ожогов. Консультировалась по этому поводу у педиатра.
Встряхиваю баллон, нажимаю на кнопку и распределяю белую пену по обожженной коже. Мысленно бью себя по рукам от острого желания прикоснуться к Антону.
Мы находимся слишком близко друг к другу, тепло его тела сводит с ума. Запах пробуждает самые сладкие желания. С трудом удерживаю разум ясным, а мысли светлыми. Как бы ни хотелось, нам нельзя…
Заканчиваю наносить лекарство.
Мне даже смотреть на Антона не нужно, чтобы почувствовать его облегчение. Боль уходит, он заметно расслабляется.
— Лучше? — спрашиваю с победной улыбкой.
— Да, — смотрит не моргая на меня. От его взгляда сердце переполняется от нежности, внутри все парит от эйфории. — Спасибо.
— Пожалуйста, — тихо произношу. Отворачиваюсь. Не хочу показывать истинные чувства. Знаю, что он испытывает похожие. А также знаю, что он обещал Вадиму не трогать меня.
Убираю лекарство назад в контейнер, прячу аптечку на самой высокой точке в квартире. В шкаф над холодильником. Сонечка туда ни в коем случае сама не заберется.
Антон сидит на диване и особо не двигается, ждет, пока лекарство впитается, а я принимаюсь готовить ужин. Девочки хоть и поели, но Чехов-то нет. Нельзя держать голодным мужчину.
Ставлю воду, достаю из морозилки бекон. Режу и кидаю на сковородку, нужно обжарить. Пока варятся макароны, он как раз успеет приготовиться.
Квартиру наполняет аромат жареного мяса. Я настолько голодна, что рот тут же наполняется слюной. Скорее бы поесть.
Я уже заканчиваю готовить, когда раздается звонок в дверь.
— Ты кого-то ждешь? — спрашивает сурово.
— Нет. — Голос осип. Лицо Антона становится чернее самой темной южной ночи, мое сердце ухает в пятки.
Только не это! Захаров меня нашел… В голову закрадываются самые страшные мысли.
Глава 19. Крис
Антон поднимается с дивана, и кухня наполняется аурой силы. Его бешеная энергетика пульсирует, заполняет собой пространство. Не продохнуть! Кажется, что в квартире помимо Чехова никого нет.
Марк заведомо проигрывает Антону, один его внешний вид чего стоит. Мой бывший муж хоть и обладает спортивным телосложением и тщательно следит за своим телом, все равно никогда не вызывал во мне даже толики чувств, которые вызывает Чехов.
Антон уникален. Про профессионализм вообще молчу! Лишь рядом с ним я чувствую себя в полной безопасности, ни с кем другим такого спокойствия и уверенности нет.
Мужчина за считанные секунды меняется до неузнаваемости. Он превращается в себя прежнего, отчужденного от мирской суеты сильного воина. Вновь становится собранным и готовым в любое мгновение отразить атаку, отстоять покой и свободу тех, кто вверен ему под защиту.
Чехов практически достигает двери, как пиликает мой сотовый. Пришло новое сообщение. Подхожу к столу, снимаю блокировку с экрана, читаю. И едва справляюсь с приступом смеха.
Я за всеми сегодняшними событиями совсем забыла о том, что делала вчера. А зря. Стоило всего лишь вовремя вспомнить, и подобных удручающих эмоций испытать не пришлось.
Закрутилась в хлам, иных слов просто нет. Ведь все вчера сделала сама! Никто помимо меня не стал бы заморачиваться.
— Это доставка, — обращаюсь к Антону и направляюсь к двери. Хочу открыть ее и забрать продукты.
— Я сам, — отодвигает меня в сторону. — Тебя пускать открывать дверь мне еще не хватало.
Тон его голоса очень похож на моего отца, когда тот разговаривал со мной после четверки в годовой контрольной. Вроде был шестой класс, но я до сих пор помню свой страх и желание провалиться сквозь землю. От стыда.
Я вчера вечером перед выходными заказала продукты, потому что идти за ними в магазин нет никакого желания. Да и зачем? Я искренне не понимаю. Ведь, зайдя за хлебушком, выходишь от кассы с полными пакетами. Наберешь всякой ерунды, а потом локти кусаешь. И надеешься, что хлеб не забыл купить.
Пока Антон принимает продукты и отпускает курьера, я спокойно накрываю на стол. Все же когда Чехов рядом, я теряюсь. Творю ерунду. Поскорее бы уже избавиться от всего этого! И от чувств к нему тоже, они слишком сильно влияют на меня.
— Мамочка, я кушать хочу. — Ко мне подходит Сонечка. В глазах хитрости целый вагон, лукавая улыбка озаряет детское личико.
— Скоро будем, — отвечаю на автомате. Мысли витают далеко, я интуитивно достаю приборы, начинаю раскладывать их на столе.
— А когда? — не отстает малышка.
— Осталась пара минут. Подожди, — прошу ее. Знаю, что Сонечка очень голодна, но ничем помочь ей не могу. — Макароны варятся, — показываю на кастрюлю с кипящей водой. — Будешь?
— Конечно! — тут же соглашается.
— И кофе? — интересуюсь у нее.
— Тот самый, детский? — уточняет. Глаза горят, личико светится надеждой.
Мы с ней случайно обнаружили этот напиток в одном из детских магазинов. Сонечка попробовала, и ей очень понравилось.
Первая порция, которую купили, закончилась довольно-таки быстро, ведь детский кофе понравился не только Соне, но и мне. Я активно помогала ей опустошить банку.
