что-то не ладное, решил все-таки меня допросить.
— Здорово! Чего депресуешь — заглядывая в комнату, спрашивает он.
— Да вот девку твою очередную жалею. Она же имя вашему первенцу мысленно подбирала, пока я не заявился.
— Надеюсь, ты особо не жестил — с усмешкой спрашивает брат.
— Нет! Все по старой схеме! Пригласил на мужскую тусовку прямо здесь, минут через десять!
— Быстро унеслась?
— Пять минут — и ее как не бывало! Не понимаю тебя. Чего ты из этого проблему делаешь?
Захар с ухмылкой жмет плечами.
— Не умею я грубить девушкам. Все-таки мы с ней неплохо время проводили, пока она у меня прописаться не надумала. Как-то вышвырнуть ее за дверь, как использованную вещь не по мне.
— Ну так заведи себе нормальные отношения. Что бы не пришлось вышвыривать.
— Много ты понимаешь! Голодный? Я пиццу привез. Так и знал, что ты ничего не закажешь, — говорит он, осматриваясь в комнате. — Как дома дела?
Вот этого, лучше бы он не спрашивал. Иду следом за ним на кухню. Он распахивает холодильник. Вытаскивает кучу каких-то контейнеров и отправляет все в мусорное ведро.
— Это что бы ты не траванулся, — взглядом указывает на мусор Захар. — Уже недели две в холодильнике киснет.
— Да я не голодный! Не парься!
— Ну, я так подозреваю, ты надолго?
— А можно?
— Оставайся, — говорит брат и уходит в ванную.
Он знает, что в семье у нас не все гладко. Кроме него я ни с кем поделиться не мог. И молчать то же не мог. Сказал отцу, что видел его с бабой. А он только отмахнулся! Типа не мое это дело. И приказал помалкивать. Конечно, я буду помалкивать. Я что, враг своей матери. Она только немного восстановилась, а я ей такую новость! И в глаза смотреть ей не могу. И отца ненавижу. Потому что вижу, с какой любовью мама на него смотрит.
Поделился с Захаром. Он сказал не лезть. Я и сам это понимаю. И к отцу он стал относиться отстраненнее, потому что маму мою он все же любит.
Так что время от времени, когда от нашей семейной идиллии мне хочется блевать. Я на недельку — другую перебираюсь к нему.
15.
Софина
Домой я прихожу в хорошем настроении. И если бы ни небольшая головная боль. Я и вовсе бы чувствовала себя прекрасно. Смотрю на маму, и мне кажется, я ее не узнаю. Она буквально светится от счастья. Вадик сидит в комнате на ковре в своей стандартной позе, смотрит свой любимый мультик.
— Вадюш! Привет! — кричу ему я. Ноль реакции, ничего нового.
На кухне пахнет выпечкой. Мама печет песочное печенье.
— Софин, ты голодная? Переодевайся, я тебе сейчас суп разогрею!
— Мы с девочками перекусили в кафе. Я, наверное, только чаю попью.
Захожу на кухню. Мама суетится у духовки. Вижу, что — то хочет мне сказать, но чего — то медлит.
— Мам, ну говори уже. Я же вижу, что ты хочешь чем-то поделиться.
— Я сегодня разговаривала с психиатром, который обследует Вадюшу. Он сказал, что у нас не все так плохо. И если мы не будем тянуть и начнем корректировать нашу проблему сейчас, то, возможно, через пару лет Вадик мало чем будет отличаться от своих сверстников. Ты же знаешь, аутизм — это не болезнь, им нельзя заболеть, и его нельзя вылечить. Просто нужно научиться с ним жить, но при этом постоянно работать над этой проблемой. Виталий Эдуардович поставил Вадику первую степень. Это самая легкая форма. — Дочь. Я так жалею, что я раньше не решилась на это обследование. Возможно, если бы мы начали год — полтора назад. К семи годам Вадик бы оправился от этой проблемы. Я понимаю, что мы не избавимся от нее полностью. Но тогда мы хотя бы могли задуматься о школе. На данный момент я не знаю, каким образом его к ней готовить. Ему в любом случае нужно учиться, но раньше восьми лет вряд ли он потянет обучение.
Мама выглядит такой воодушевленной. Надо же, я привыкла видеть ее исключительно замкнутой и хмурой. А тут столько эмоций! Для меня это что-то новенькой.
— Мам! Я очень рада! — абсолютно искренне говорю я. И тут же у меня в голове мелькает мысль. Наверное, это очень дорого. — Мам! А мы сможем оплачивать эту коррекцию? Может, поговорить с бабушкой. Она ведь не откажет нам в помощи. Как ты на свою учительскую зарплату собралась это осуществлять?
— Софина, не переживай, это точно не твоя забота, — с улыбкой говорит мама. Бабушке говорить ничего не нужно. Она у нас тоже не миллионер, — усмехается она. — Бабушка уже сдала нашу квартиру. Проживание здесь пока нам практически ничего не стоит. Кроме коммуналки, платить здесь не за что. Я думаю, денег от сдачи будет хватать на занятия Вадика. Конечно, есть еще расходы на няню. Но я думаю, мы справимся. У нас есть еще небольшие сбережения!
Мама говорит, а моя спина покрывается липким потом. Моей семье сейчас предстоят большие траты, а я потратила деньги на совершенно ненужную тряпку. Не думаю, что маме придёт в голову высказывать мне какие-то претензии по этому поводу. Деньги все-таки были мои личные. Но все равно меня начинает переполнять чувство вины.
Я вроде бы рада и за маму, и за братишку. А у меня аж сердце щемить начинает, от глупости своего бездумного поступка. Ну зачем я его купила. Завтра сдам обратно. Деньги могут пригодиться на более важные вещи.
— Дочь! На тебе лица нет. Что случилось?
— Голова болит, — отстраненно отвечаю я ей. Поднимаюсь со стула и иду в комнату.
Краем глаза замечаю, как с маминого лица сползает улыбка, и она присаживается за стол.
Захожу в комнату, беру пакет. Засовываю его в шкаф. Эта тряпка даже через картон мне руку обжигает. Как же мне паршиво…
Беру телефон. Куча новых сообщений от девочек. Я ушла домой, а они продолжили свой "шопинг" без покупок. С десяток селфи от Светы, несколько фотографий Сони, сделанные старостой. Они кривляются, веселятся, фотографируются в разных нарядах. А мне кажется теперь это таким глупым. И пусть я не вела себя так как девочки. Мне почему-то становится стыдно за эту прогулку. Удаляю все их фото с телефона и ничего им не отвечаю. Мама робко заглядывает в комнату.
— Соф! Может, таблетку примешь? У тебя сама голова болит или рана?
— Да ничего, мам, не переживай! Все нормально! Пройдет.
— Давай завтра сходим
