— Полечка, привет!
Я плечом прижала телефон к уху и продолжила свои труды:
— Добрый день, Елена Юрьевна.
— Да брось ты этот официоз, — засмеялась тётка. — Выкаешь до сих пор.
Не стала бы утверждать, что несколько бесед с ней настроили меня на полнейший уют в отношениях. Что-то до сих пор заставляло меня держать дистанцию. Но я, отложив тяжёлый венчик, тихонько вздохнула:
— Хорошо.
Тётка заверила, что звонит узнать, как у меня дела, но я чуяла, что это всего лишь предлог, при этом очень избитый.
— Дело к осени, — вдруг напомнила она, — за середину августа перевалило, а там сезон откроется. Уваров начнёт тебя в столицу таскать. На мероприятия.
Я застыла, позабыв про кексы. А вот о таком повороте событий я совершенно не думала.
— А это… это что, обязательно?
— Поверь мне! Особенно сейчас. Вас будут ждать, и, так сказать, выход в свет неизбежен. Всякие благотворительные вечеринки, гала-концерты, прочие активности. Но ты не переживай. Это даже хорошо.
Вот уж сомневаюсь!
— Будем видеться куда чаще. И я наконец-то с семьёй тебя перезнакомлю. Да и с другими людьми. Поверь, с тобой многие хотят познакомиться.
А вот я не была уверена в том, что это взаимно. Но тётка будто читала мои мысли.
— Поля, ты не вздумай от этих знакомств отказываться. Ты же помнишь, о чём мы с тобой говорили?
— Ага, — безо всякого энтузиазма отозвалась я. — Только я пока никакой информацией не разжилась, вы уж простите. Мы с мужем… отношения у нас пока не то чтобы располагают к длительному общению.
Общению… да мы едва друг друга терпели.
— Это ничего, — успокоила меня тётка, — вода камень точит.
Знала бы она, насколько далека от истины, если бы узнала, что случится сегодня вечером…
Но прежде я успела-таки спечь свои первые кексы и, ссыпав румяных пухляшей на блюдо, отправилась на поиски дегустаторов.
Прислуга взирала на меня со смесью шока и недоумения, когда я протягивала первому попавшемуся блюдо с просьбой отведать моей выпечки.
Но отказать никто не посмел. К тому же кексы вышли, ну, неплохие.
А позже вечером молоденькая горничная — одна из жертв моей щедрости — заглянула в мою спальню, где я, приняв душ и завернувшись в халат, готовилась к завтрашним трудам, составляя список продуктов для нового рецепта.
Кивнув на мою благодарность, она поставила на прикроватную тумбочку воду с лимоном, которую я попросила из кухни, когда в коридоре послышались женские голоса. Прислуга так громко говорить себе не позволяла.
Я невольно уставилась на дверь своей спальни:
— Кто это?
Горничная округлила глаза и пожала плечами:
— Н-не знаю. Гостей Глеб Викторович сегодня не ждал...
Не ждал… значит, это не совсем уж и гости. Догадка заставила меня онеметь.
— Спасибо, Лиза, — я поднялась с постели. — Можешь идти.
И пунцовая Лиза умчалась со скоростью света. Я отправилась следом, вышагнула в коридор.
Двери напротив были распахнуты настежь. Две длинноногих девицы, растерянно озираясь, семенили на шпильках прочь в сопровождении, кажется, одного из помощников моего мужа.
— Так а нам всё равно заплатят? — вопрошала та, что повыше. — Всё-таки вызов…
Не успела я глазом моргнуть, а на пороге уже возвышался Уваров — в брюках, полурасстёгнутой рубашке и злой, словно чёрт.
Да только с чего бы ему сейчас злиться?
Не я же только что с девицами кувыркалась!
— К-как это понимать? — проскрежетала я, испепеляя его взглядом.
А он смотрел на меня так, будто вина каким-то образом лежала на мне!
— Как фиаско, — мрачно бросил он мне в ответ. — Что, хочешь об этом поговорить?
Глава 22
Девчонка застыла в воинственной позе на пороге своей спальни. Голубые глаза метали молнии.
Напрасно приехавшие блондинки скрылись из коридора, благополучно пропустив разгоравшийся скандал. Стоило Илье провести их к нему, как его снова не пойми с чего накрыло.
А ведь расчёт был именно на это. На чистую физиологию. Ведь так это, мать твою, в природе работает или он какого-то хрена сломался?!
Глеб рассматривал их миловидные мордочки и чётко осознавал, что мимолётное развлечение облегчения не принесёт. Сколько этим красавицам пришлось бы заплатить, чтобы они сымитировали не opгазм, а искреннее чувство? И возможно ли это? И на хрена ему это?
Настроение окончательно испоганилось, и он отправил их восвояси.
— Знаешь, ты можешь удовлетворять свои потребности как тебе вздумается. Но это…. — девчонка ткнула дрожащим пальцем в пустой коридор, — это уже слишком. Держи своих шлюх подальше от моих дверей!
Очень неудачное время она выбрала, чтобы повздорить. С недавних пор бродившие в нём странные, полуоформившиеся мысли и раздражение от того, что их направление ему совершенно не нравилось, усугублялись неудовлетворённым желанием.
Адская смесь.
А тут ещё объект этих бредовых мыслей сам провоцирует ссору.
— Кричи громче, — он вцепился взглядом в её затянутую халатом фигуру, — не лишай прислугу из дальних комнат удовольствия получить пищу для кухонных сплетен.
Она с лёгкостью заглотила наживку, метнулась к нему через коридор и прошипела:
— В этом случае сплетни более чем заслужены!
— Горе мне, — сухо сыронизировал Глеб.
— Я этого не потерплю, — она вдруг заговорила со смертельной серьёзностью. — Нравится тебе или нет, но я твоя жена…
— Ты — штамп. Штамп в паспорте, — прервал он её.
И не мог предугадать, на что её подвигнет такой ответ. Хлёсткий звук пощёчины разрезал тишину позднего вечера.
Морщась от боли в наверняка горевшей ладони, она посмотрела ему прямо в глаза:
— Ну? А так твой штамп делать умеет?
Щека горела. И эта боль приносила странное удовольствие. Потому что он её заслужил. Он выпросил у неё эту пощёчину.
Как предлог. Как предлог продолжать их непримиримую войну.
Кто первый падёт и раскроет все свои карты? Когда эта маленькая злючка расскажет, что они с дедом задумали на самом деле?
Но если она когда-нибудь и сдастся на милость победителю, то уж точно не сейчас.
Сейчас девчонка круто развернулась, вознамерившись безнаказанно сбежать в свою комнату
Не пройдёт.
Глеб метнулся следом, схватил её за руку и, невзирая на сопротивление, без труда втащил в свою спальню. Широкие створки за ними захлопнулись, он повернулся и привалил её спиной к двери.
Девчонка тяжело дышала, но смотрела на него без испуга. Она была в бешенстве.
Халат сполз с одного плеча, обнажая узкую бретельку нежно-голубой ночной сорочки.
Глеб усилием воли вернул взгляд на её ожесточившееся лицо. Заливший его румянец в свете уютных светильников выглядел так, будто пощёчину получила она.
— Крови моей захотела, — пробормотал он, разглядывая её с непонятной для самого себя жадностью. — Бешеное создание.
— А ты — мерзкое животное, не умеющее держать себя в руках!
В ней не было ничего, что могло бы его привлекать. В ней не может и не должно быть ничего этого.
— А разве я должен? — нежная гладкая кожа горела под его пальцами. — Предлагаешь мне жить монахом?
— Предлагаю не водить своих потаскушек сюда! Даже если это элитное мясо от лучших сутенёров столицы!
— Какие красочные выражения, — прорычал он. — В каком институте благородных девиц ты их нахваталась?
Если бы он не держал её за руки, вторая пощёчина была бы ему обеспечена. Но всё, что сейчас было в её силах, это испепелять его взглядом. И во взгляде этом явственно читалась жажда крови.
Что за суицидальные наклонности, Уваров? Надеешься, она-таки схватится за нож и милосердно прервёт агонию, положив конец твоей многолетней войне за место под солнцем со всеми, включая себя?
— Ты из любой гимназистки ведьму вытащишь! — выплюнула она и задёргалась в тщетных попытках вырваться из его хватки. — Отпусти меня! Сейчас же!
— Даже любопытно узнать, что меня ждёт, если я не подчинюсь, — чем сильнее она вырывалась, тем слабее он сопротивлялся желанию продлить их разговор. — Наградишь меня каким-нибудь новым ярким эпитетом? Проклянёшь?
