Ее пальцы пробираются сквозь мои волосы, притягивая меня ближе, и я тихо стону, отдаваясь ощущениям, моменту, ей. Мир сужается до ощущения ее тела, прижатого к моему, до сладкого вкуса ее губ, до учащенного биения ее сердца о мою грудь.
Когда мы наконец расстаемся, мы оба задыхаемся, ее щеки раскраснелись, а мое сердце бешено колотится.
— Дмитрий, — выдохнула она.
Я прижимаюсь лбом к ее лбу, большой палец проводит успокаивающие круги по ее спине.
— Эмма, — отвечаю я.
Я чувствую желание, исходящее от нее, и понимаю, что это не просто физическое влечение. Здесь есть что-то более глубокое, что-то, что уже давно кипит под поверхностью. Я знаю, чего хочу, но не уверен, готова ли она к этому. Мы и так через многое прошли. Что, если это просто результат адреналина? Что, если это просто временная разрядка?
Я отстраняюсь от нее. Мне нужно время, чтобы все это обдумать. Она — чертова няня, черт побери. А я только что поцеловал ее. Поцеловал так, как никогда раньше никого не целовал. И это не все, что я хочу с ней сделать. Я не хочу больше держаться от Эммы на расстоянии, но я не хочу разрушать все, даже не начав.
Она встречает мой взгляд, ее глаза все еще сияют, а губы слегка припухли и покраснели от поцелуя.
— Мне пора, — говорю я, прекрасно понимая, что не хочу этого делать.
Но я отворачиваюсь, оставляя ее стоять посреди комнаты. Я закрываю за собой дверь, и щелчок засова раздается в тишине. На данный момент это правильное решение.
Я вхожу в гостиную, чувствуя на себе их взгляды еще до того, как я их увидел. Александр прислонился к камину.
Николай поворачивается ко мне лицом:
— Ну что? — Спрашивает Николай.
Я сжимаю челюсть, мое терпение истощилось.
— Все это был твой план, Николай. И это мы страдаем от последствий.
Александр поднимает бровь, молчаливо вопрошая. Понятно, что он хочет подробностей, но я не в настроении удовлетворять его любопытство.
— Эмма под запретом, — говорю я, и эти слова звучат как указ. — Какую бы игру ты ни затеял, она закончилась.
Выражение лица Николая ожесточается.
— Перестань обвинять меня. Мы все знаем, что это было необходимо.
— Мы закончили с тестами. Мы закончили использовать ее как приманку, — отвечаю я.
— С каких это пор она тебя волнует? — Спрашивает Александр.
Я выдерживаю его взгляд, не дрогнув.
— С тех пор как она готова была отдать жизнь за эту семью, ни черта не зная о нас.
Николай тихонько хихикает и качает головой.
— Ты становишься мягким, Дмитрий. Это может быть опасно для всех нас.
Я вздрагиваю от этого.
— Я не мягкотелый, — резко возражаю я. — Я поступаю умно. Мы не можем позволить себе настроить тех, кто нам нужен, против нас.
— Не волнуйся, — говорит Алекс, — если с ней что-то случится, ответственность за это буду нести я. Я дал ей обещание.
На этом все решено. Больше никаких споров, никаких дебатов. Александр сказал свое слово, а когда он дает обещание, оно равносильно клятве.
В тоне Николая звучит сарказм, он широко разводит руки.
— Прекрасно. Вы оба рисуете меня злодеем.
Я бросаю на него взгляд.
— Это ты не смотришь ей в глаза. Она хочет объяснений и от тебя, Ник. Разве не ты поболтал с ней прошлой ночью? Или лучше сказать, угрожал ей?
Его ухмылка сменилась хмурым взглядом.
— Это было частью плана.
— Планы меняются. И теперь ты должен ей больше, чем просто угроза.
Николай смотрит между мной и Александром, его защита медленно рушится.
— Хорошо, — соглашается он, — я поговорю с ней. Но не сейчас, — быстро добавляет он, — сначала мне нужно разобраться кое с чем другим. — Я некоторое время изучаю его, пытаясь прочесть его мысли. Это так похоже на него: оттягивать неудобный момент, откладывать встречу с музыкой до последнего. — Не жди слишком долго.
Он кивает. Николай может иногда играть в свободные игры, но он знает, как важно держать внутренний круг в узде и безопасности.
Когда он удаляется, скорее всего, чтобы разобраться с тем, что привлекло его внимание, я снова поворачиваюсь к Александру.
— Ей понадобится нечто большее, чем просто слова, — говорю я.
— Например, поцелуй? — Он ухмыляется.
— О чем, черт возьми, ты говоришь, Алекс? — Я притворяюсь невинным. Как он мог догадаться?
Он показывает на уголок рта, самодовольная улыбка все еще играет на его губах.
— У тебя там помада.
Проклятье. Я вытираю лицо, чувствуя предательский жар румянца.
— Это не то, что ты думаешь, — бормочу я, хотя это именно так.
Александр усмехается.
— Конечно, нет. — Он откидывается на спинку кресла и загибает пальцы. — На нее приятно смотреть, не так ли?
— Что? — Говорю я, защищаясь. — Я думал, ты ее ненавидишь.
Я опускаюсь в одно из кожаных кресел, перекидываю одну ногу через руку, стараясь казаться таким же расслабленным, как и он.
— Ненависть — сильное слово. Скажем так, она… растет во мне.
Я качаю головой, не желая вступать с ним в разговор. Не сейчас. Главное — безопасность и благополучие Эммы, а не неохотное одобрение Александра.
Я встаю с кожаного кресла. Я не могу отрицать, что Эмма пленила меня так, как никто другой, и это сводит меня с ума. Мне нужно выбраться из этого дома, подальше от всех.
— Я пойду прогуляюсь, — отрывисто говорю я, хватаю пальто и направляюсь к двери.
— Один? — Спрашивает Александр.
Я закатываю глаза. Я знаю, что, что бы я ни сказал, он последует за мной. Поэтому я просто выхожу на улицу.
Когда я выхожу, меня обдает холодным, свежим воздухом, и я чувствую, как он очищает мою голову. Я засовываю руки в карманы и начинаю бесцельно ходить.
Вскоре я слышу, как дверь снова открывается и закрывается, и шаги Александра синхронизируются
