Греховные клятвы - Лилиан Харрис

— Я бы был очень осторожен, прежде чем ты закончишь это предложение. Может, ты и красивая, но я бы не задумываясь сломал такую красотку, как ты.

— Пошел ты, сукин…

Не успеваю я договорить, как он снова на мне, его ладонь охватывает мое горло, словно ему очень нравится там находиться. Его рот опасно приближается к моему, его губы смыкаются, наше дыхание смешивается.

— Если ты когда-нибудь скажешь что-нибудь о моей матери, я найду твою и перережу ей чертово горло. Все ясно?

Я судорожно киваю, мое сердце грозит вырваться прямо из грудной клетки. Где бы я ни оказалась, это точно хуже, чем то место, откуда я пришла.

— Что тебе от меня нужно? — умоляю я.

Он не говорит ни слова, его выдох неровно ложится на мои губы.

— Убери все это. А потом оставь нас, — говорит он другому мужчине, опуская руку и отступая дальше.

Мне снова удается дышать, забыв, что я вообще едва это делаю.

Второй парень снимает Смитти со стула, бросает его на полиэтиленовый пакет, расстеленный на полу, и закатывает его в него, прежде чем бросить в мешок для трупов.

Это не первый раз, когда я вижу такой мешок. Множество девушек были брошены в них, чтобы больше никто их не увидел. Мои глаза остаются приклеенными к Майклу, наблюдая, как Смитти вытаскивают за дверь.

— Я пришлю кого-нибудь убрать комнату позже. Напиши мне, — говорит парень, прежде чем закрыть дверь.

И мы остаемся одни. Майкл продолжает высокомерно смотреть на меня, нервируя каждую часть меня, а я сосредоточилась на стене впереди, не желая встречаться с ним взглядом.

Я чувствую, как его горячий взгляд обжигает мою кожу, впиваясь в мою плоть. Я сглатываю, преодолевая нарастающее внутри беспокойство. Задыхаясь, бросаю взгляд обратно на него и тут же жалею об этом.

Почему он смотрит на меня так, словно я загадка, которую он пытается разгадать?

— Мне жаль, хорошо? — говорю я ему. — Мне жаль, что я ворвалась. Просто… просто отпусти меня.

Молча, с напряженными бровями, он проводит костяшками пальцев по моему лицу, заставляя мое горло сжаться, и в моем нутре завязывается узел.

Привязанность — эта потребность чувствовать связь с другим человеком. Это еще одна вещь, которой мне не хватает, и я ненавижу, что именно он дает мне ее. Мужчина, который отшвырнул бы меня, как будто я ничего не значу.

Я даже не помню, как это — любить парня. Прошло слишком много времени. Последним, кому я позволила поцеловать себя, был мальчик, с которым я встречалась в выпускном классе средней школы, тот, кто лишил меня девственности. Это был мой единственный настоящий сексуальный опыт. И от этой мысли мне становится только грустнее.

Я стараюсь не думать обо всем, что я упустила в своей жизни. Парни, разбитые сердца и обретение любви, когда ты меньше всего этого ожидаешь. Покупка своего первого жилья, работа, дети… Я хочу их.

Лучше не думать о том, чего у меня никогда не будет. Я запихиваю эти мысли куда подальше, где мне больше не придется на них смотреть. Они только причиняют мне боль — напоминания о том, что могло бы быть.

— Разве ты не умоляла меня о смерти? — спрашивает он, приковывая меня взглядом к месту, его рука опускается все ниже, пока большой размах его ладони снова не обхватывает мое горло.

Но на этот раз он нежен, его большой палец проводит по моему пульсу, словно он хочет только одного — прикоснуться ко мне. Мурашки распространяются по моей коже, покрывая каждый дюйм, чем больше я чувствую его сильные руки на себе, чем больше он смотрит на меня так.

Я борюсь с этим. Что бы это ни было, я не хочу этого чувствовать. Его прикосновения похожи на все остальные.

Болезненное. Жадное. Необузданное.

Но где-то внутри меня, мне это тоже нравится. Я жажду этого на каком-то более глубоком уровне, который пока не могу понять. Как будто мое тело оживает в первый раз.

— Я не могу умереть, — шепчу я, моргая от эмоций, бьющихся в центре моей груди.

Сначала я должна спасти людей.

Его рот приближается, нас почти ничего не разделяет. И когда он падает на расстоянии вдоха, его губы почти касаются моих, я задыхаюсь.

— Надо было думать об этом до того, как ты влезла в мою машину и вошла в мой дом без приглашения, — дышит он, и в его тоне я чувствую таящуюся опасность.

Он резко вдыхает, его рот нависает, и мои веки тяжелеют, мне нужен еще один вкус того, что это было. Как наркотик, как яд, от которого я должна бежать. Но вместо этого я прижимаюсь лицом к его лицу, наши рты шепчутся друг с другом. Почти поцелуй.

Это неправильно. Очень неправильно.

Мое дыхание становится все громче в тишине комнаты, мои соски трутся о рубашку, упираясь в его грудь. Меня тошнит от того, что он может меня привлекать, но, может быть, дело в страхе, его силе, в том, как он подавляет меня… Я не знаю, и я не пробуду здесь достаточно долго, чтобы это выяснить. Если он не отпустит меня, я сама найду выход или умру. Он не сможет остановить меня.

Когда-то я мечтала воссоединиться со своими родителями, увидеть выражение их лиц, когда они наконец найдут меня. Я не перестану пытаться ради них. Ради Кайлы. Я буду бороться за выход из этой тюрьмы, так же как я боролась за выход из предыдущей.

— Как тебя зовут? — спрашивает он, откидывая лицо назад. — И не лги мне.

Его большой палец гладит мои губы, и мое дыхание дрожит.

— Элси, — признаюсь я. — У меня нет причин лгать.

— Ну, Элси, разве я похож на человека, который позволит тебе уйти за нарушение границ и не будет наказывать за это?

Я качаю головой, потому что я уже знаю его. По крайней мере, все, что мне нужно знать. Он не порядочный человек. В нем нет ничего человеческого. Он причиняет боль людям, и он причинит боль мне.

— Хорошая девочка. Потому что ты права.

Он прислоняет свой рот к уголку моих губ, и резкость его дыхания проносится мимо меня в мягкой ласке. Противоречие — такое же, каким он кажется, потому что мужчина, которым он был со своей дочерью, — это кто-то другой.

— Есть ли что-нибудь, что я могу сделать или сказать, чтобы убедить тебя в обратном? — Но я знаю ответ