то, вы глубоко ошибаетесь.
— Правда?
Издёвка прозвучала более убедительней, чем было нужно.
— Марк Борисович……
— Я внимательно вас слушаю, Яна Андреевна.
Мы замолкаем. Где-то вдали гудит сирена скорой помощи. Через какую-то секунду, с другой стороны раздаётся рёв выхлопной трубы мотоцикла. А мы… продолжаем стоять и буравить друг друга взглядами. Марк издевается. Решил, что нашел себе новую грушу для оттачивания остроумия и сарказма. Нет уж. Не сегодня, Марк Борисович. И никогда после. Я хочу высказать все то, что накипело внутри.
— Я все никак не могу понять… — начинаю говорить с такой раздражительной интонацией, что кажется, наш индюк ожидал совершенно не этого. — Вы настолько одиноки, что норовите каждого новичка извести, или же, это у вас такое отношение ко всем, кто вам не ровня?
— Яна я…
— Подколы, издевки, унижения в адрес других молодых сотрудников… — перечисляю с повышением тона. — Я даже не представляю, какой арсенал рычагов воздействия у вас в кармане. Вы самый недружелюбный коллега, с которым мне довелось работать.
— Очень польщен вашим комплиментом, — добавляет он и улыбается в конце. Улыбка натянута, отдаёт отдаёт флером лжи. Она не настоящая. Он лишь скрывается свое настоящее «я» под ней. Я его раскусила.
— Вы неисправим! — заявив свое умозаключение, и, развернувшись, не желаю его больше слышать. По крайней мере сегодня.
— И вам хорошего вечера.
Пропускаю мимо ушей его слова и из последних сил сдерживаюсь, чтобы не показать ему средний палец, прямо как в зарубежных фильмах.
Ну хам! Просто. Полнейший. Хам!
Остаток дня я провела в гордом одиночестве. Рома так и не соизволил перепозвонить, поэтому, нашим отношениям явно — конец. Немного расстроилавшись, что так глупо они закончились, я включила какую-то мелодраму, взяла большую банку мороженного и принялась смотреть.
Скажу я вам — это отличное средство, чтобы выплакать то, что так долго копила в себе. Понять и осознать свои ошибки. Порадоваться за героев и расстроиться, почему у тебя отношения не как в фильме… Или в книге… Мелодрама плюс мороженое, равно превосходный психолог дома. Дешево и сердито. Как говорится, народный выбор женщин!
Завтра мне нужно явиться с утра на встречу эйчаром по случаю первого месяца моей работы. Мы будем встречаться каждый месяц, пока не закончится испытательный срок (который длиться три месяца), и меня окончательно не примут в штат.
Каждый пройденный день испытательного срока первой работы в лаборатории проходит волнительно. Мне кажется, что я что-то упускаю, недостаточно хорошо соблюдаю инструкцию или же совершенно делаю не всё по технике безопасности. Это лёгкое волнение иногда накатывает волной паники: а что, если меня не возьмут в штат? Что, если завтра мне скажут: вы нам не подходите? Что тогда?
Когда меня завалили на английском при сдаче экзаменов в аспирантуру, мне казалось, что весь мир рухнул в одночасье. Практически тоже самое чувство я ощущаю сейчас — когда наши отношения с Ромой закончились. Но ведь всегда после бури наступает затишьем ведь так?
Откинувшись на спинку дивана, продолжаю чесать Шелби за ушком. Мой питомец кладёт голову на мою коленку и тяжело вздыхает.
— Да, ты прав, — говорю ему. — Ужасный день выдался.
Шелби смотрит на меня своими темными глазами с такой грустью, что мне разом хочется затискать его в своих объятиях. Но… эта собачья «грусть» — лишь повод выклянчить мороженое у меня, что осталось в пластмассовой банке.
— Ты это хочешь? — выгибаю бровь, продолжая наблюдать за Шелби. Он радостно приподнялся, вынесут язык и завилял хвостом.
— Вот прям это? — указываю на банку мороженного, а Шелби аккуратно дотрагивается лапой до моей руки, слегка пожимая когти.
— А ты был хорошим мальчиком весь день?
Шелби закружился вокруг своей оси, издавая едва уловимое глухое рычание. Он настолько неуклюже радовался, изображая подобие какой-то несуразной команды (которую я конечно не говорила ему), что едва ли не падает с дивана.
Я грустно смеюсь.
— Ну ладно, — заявляю ему, зачерпывая последнюю ложку мороженого и кладу ту в рот. Шелби неодобрительно наблюдает за всём этим новости уши. — Типе нилься фтолько шлаткого, — говорю Шелби, пытаясь проглотить холодное мороженное. И как только мне это удаётся, я добавлю: — А вот облизать банку ты сможешь.
Шелби едва ли сидит на месте, поскуливая от предвкушения. Я знаю, что нельзя давать собакам сладкое, да и кошкам тоже. Но… чуть-чуть изредка уж можно. Тем более сегодня такой ужасный день…
Отдав пустую банку из-под мороженного, Шелби моментально опускает в неё голову и начинает тщательно вылизывать стенки. Фильм продолжает идти, озаряя нас с собакой то белым светом, то зелеными, то красным. А я утыкаюсь в одну точку ощущая, как в сердце вновь погасла звезда надежды. Но почему-то, я ощущаю и тяжесть расставания, и легкость будущей новой жизни. По крайней мере сейчас.
Завтра в обед мне придется съездить в вуз, чтобы познакомиться с моим новым научным руководителем. Кто он, или она — я не знаю. Знаю лишь то, что мне нужно сегодня хорошенько выспаться перед такими «грандиозными» событиями. В этот раз нужно подготовить куда тщательней к диссертации, чтобы защититься. И я верю, что во второй раз у меня это получится.
Шелби уже вылизал всю банку из-под мороженного и вытащив мордочку из неё высунул язык и радостно посмотрел на меня. На его шерсти на мордочке осталось мороженное и выглядело это очень забавно, отчего я не удержалась и рассмеялась чо слезами на глазах.
— Ну ты и грязнуля, — заявила ему, вытирая мороженное, а у самой начали капать горькие слезы обиды. — Ну ничего… как нибудь переживем, — сказала на автомате, и, спустя какую-то секунду поняла, что словами сами рвутся наружу из груди. Обида. Боль. Горечь. — весь спектр эмоций готовы вырваться наружу.
Задрав голову и шмыгнул носом, я пытаюсь оставить эту глупую идею — поплакать. Лучше от этого мне явно не станет, а завтра важные для меня встречи. Поэтому, кое как пытаюсь вытереть слезы, которые предательски не хотят прекращаться. Банка из-под мороженного падает на пол, Шелби сразу же залезает на меня, пытается успокоить ловя шершавым языком спускающиеся слезы по моим щекам. От приступа нежности к собаке, я крепко обхватываю его и прижимаю к себе ближе. Он единственный, кто сейчас рядом. Единственный, кто показывает свою любовь без какой-либо взаимовыгоды (клянченье вкусняшек не считается!). И от этой мысли, я ещё