Защитник выбивает шайбу из угла и замечает Гарретта на защите, он открыт и ждет его. Он запускает шайбу по льду, и Гарретт молниеносно уезжает, а Эммет и Картер прикрывают его по бокам, расчищая дорогу.
Все, подбадривая его, визжат, и этот придурок-центровой, которого мы видели раньше, спрыгивает со скамейки запасных, меняясь местами с кем-то на льду. Картер равняется с Гарретом, предупреждая его, и Гаррет прицеливается. Он отводит клюшку назад, а затем отправляет шайбу в сетку, которая пролетает прямо над головой вратаря.
Звук окончания тайма теряется в коллективном вздохе, в котором перехватывает дыхание у всех болельщиков на «Роджерс Арене», когда тело центрового врезается в Гарретта сзади. Гаррет впечатался в борт головой.
Он обмякает, и мертвым грузом падает на лед.
Грохочет тишина, игроки окружают Гаррета, медики, сидя на коленях, пытаются привести его в чувство.
— Он не встает, — шепчет Кара. — Почему он не встает? Кто-нибудь, помогите ему!
— Давай, Гаррет, — бормочу я, покусывая большой палец. — Вставай.
Но он этого не делает. Он не шевелит ни единым мускулом, растянувшись на льду, и по всему моему телу распространяется страх, который сменяется адреналином.
— Вышвырните этого мудака! — я кричу в тишину, сотрясая стекло, когда обмякшее тело Гаррета перекладывают на носилки. Центральный игрок, о котором идет речь, встречается со мной взглядом, он слишком спокойно реагирует на то, что отправил кого-то в больницу. — Мы играем в настоящий хоккей в Канаде, ты, гребаный говнюк!
Он улыбается, помахивая мне перчаткой, и в этот момент Картер бросает клюшку, срывает перчатки, швыряет шлем на лед и набрасывается на него.
Арена взрывается, когда скамейки пустеют, игроки бросаются на лед, повсюду снаряжение и кулаки. Все визжат, а крошечная беременная женщина пытается физически удержать меня и Кару, чтобы мы не присоединились к ним.
По крайней мере, ей не нужно переживать, что ее снова покажут по ТВ.
* * *
Уже почти полночь, когда открывается входная дверь. Оливия быстро намазывает арахисовое масло на Орео, и отправляет его в рот, прежде чем вскочить с дивана.
Картер, Эммет и Адам друг за другом заходят в гостиную, все они — удивительно — широко ухмыляются.
У Картера ужасная трещина по центру распухшей губы, а у Эммета уже созревает синяк. Даже у Адама опухшая, красная скула. Он выглядит счастливее всех.
— Я никогда не ввязываюсь в драки! Мой папа так гордится мной за то, что я впечатал другого вратаря в борт! — он проводит ладонью по своей выпуклой груди. — Говорит, что записал это, чтобы показать всем своим друзьям.
Оливия протягивает ему пакет со льдом.
— Не превращайте это в привычку, мистер Локвуд. У вас слишком красивое лицо.
Гаррет появляется на пороге темного коридора с застенчивой улыбкой, вокруг его глаз появляются темные круги. Его взгляд измученный, но все еще такой яркий.
Кара обнимает его.
— Как ты себя чувствуешь, медвежонок Гаррет?
Он засовывает руки в карманы, вздыхает.
— Нормально. Просто устал и немного болит голова. Легкое сотрясение мозга. Свободен от тренировок по крайней мере всю следующую неделю.
Кара сжимает его лицо, поворачивая влево и вправо.
— Почему у тебя синяки под глазами? — она прижимает руки ко рту. — Кто-нибудь ударил тебя после того, как тебя унесли на носилках? Кто это сделал? — она перекидывает сумочку через плечо и начинает уходить. — Пошли. Я оторву их жалкие яйца и повешу их на свое зеркало заднего вида, как приз.
— Держите себя в руках, миссис Броуди, — Эммет берет ее за локоть, останавливая ее наступление. — Это случается, когда ударяешься затылком. Гэр довольно сильно ударился.
— О… Хорошо. Тогда ладно, — она опускается на диван, закидывает ногу на ногу и скрещивает руки. — Я все еще хочу их кастрировать.
Он взъерошивает ее волосы.
— Я знаю, что хочешь, тигрица.
Картер смотрит на меня.
— Я сказал Гаррету, что ты отвезешь его домой.
— Что? У меня нет…
— На его машине. Он оставил ее здесь.
Я открываю рот, чтобы возразить — я не могу оставаться наедине с этим человеком. В прошлый раз он увидел мою коллекцию игрушек, так что дальше все может пойти только наперекосяк, — но Картер заставляет меня замолчать, бросив на меня свирепый взгляд.
— Он не может вести машину, и вы живете в одном здании.
Верно. Да. Слегка нахмуренный взгляд Гаррета на мою далеко не блестящую реакцию трогает мое сердце.
— Когда ты хотел уйти?
Он проводит ладонью по затылку.
— Э-э, сейчас? Ну, если ты не против.
Кивнув, я встаю и ловлю взгляд Кары, когда она одними губами произносит «Попробуй этот член, ради меня». Я закатываю глаза, обнимаю Оливию, затем ковыляю к Гаррету.
— Тебе нужна помощь? — спрашиваем мы друг друга одновременно.
Я морщу нос.
— Зачем мне нужна помощь?
Он показывает на мою ногу.
— Ты хромала весь вечер.
Я скрещиваю руки на груди.
— У тебя сотрясение мозга.
— Я в порядке, — уверяет он меня.
— Ну, я тоже.
Я вижу это, прямо в уголке его рта, малейший намек на улыбку, и я обещаю быть как можно более приятной на протяжении всей двадцати минутной поездки.
Пока не вижу его машину.
— Что это, черт возьми, такое?
— Audi RS Five Sportback, — улыбаясь, он потирает грудь, как будто эта машина его гордость и радость. — Полная комплектация.
— Это, типа, машина за шестьдесят тысяч долларов, — я готова закричать.
— Девяносто четыре, — бормочет он.
— Гаррет! — определенно кричу. — Я не могу ее вести!
Он открывает мне дверь.
— С тобой все будет в порядке.
— В порядке, — передразниваю я, нервно смеясь. — Он говорит «в порядке», ха!
Прижав руку к моей пояснице, он ведет меня вперед.
— Садись в машину, Дженни.
Я иду, но со стоном. Мое сиденье рывками двигается взад-вперед, пока я вожусь с кнопками, пытаясь отрегулировать положение.
— Я не знаю, что делаю. Почему это не работает? — я вскидываю руки. — Видишь? Даже твоя машина не хочет, чтобы я вела.
Гаррет хихикает, тянется, чтобы поправить мое сиденье, смотрит на меня из-под дурацки густых ресниц.
— Удобно? — тихо спрашивает он.
Я сжимаю руль, отводя взгляд.
— Угу.
— Вот и отлично, — он забирается на сиденье рядом со мной. — Поехали.
И я газую, машина рвется вперед, я взвизгиваю и жму на тормоза в конце длинной подъездной дорожки, Гарретт хватается за приборную панель, шапка слетает с его головы.
— Боже, — его широко раскрытые глаза встречаются с моими, и в них явно читается страх. — Что, черт возьми, это было?
— Я давно не водила машину! Я нервничаю на снегу!
— Мы еще даже не на проезжей части!
— Я знаю!
Он долго изучает меня, прежде чем прикусывает нижнюю губу, сдерживая смех.
— Просто поезжай спокойно и не торопясь. С нами все будет в порядке, — расслабляясь на своем сиденье, он закрывает глаза и вздыхает. — И не разбей мою машину, иначе тебе придется отрабатывать это так, как я сочту нужным.
У меня отвисает челюсть.
Он приоткрывает веко и сонно улыбается.
— Шучу.
Поездка домой проходит тихо и умиротворенно. Через пять минут, я думаю, Гаррет уснул. Его ноги широко расставлены, длинные руки между ними, голова запрокинута назад, и он не издал ни единого звука. Плохая идея. Разве за моим вождением не стоит присматривать?
По радио играет моя любимая песня, и несмотря на то, что я повредила лодыжку во время танцев под нее всего несколько часов назад, когда Саймон пытался навсегда испортить эту песню для меня, я тихонько напеваю слова себе под нос.
— С тобой я в безопасности… — я оглядываюсь через плечо, прежде чем сменить полосу движения, подъезжая к гаражу. — Мы падаем… — я сжимаю челюсти и краснею, когда ловлю на себе взгляд Гаррета. — Прости.
Он ничего не говорит, просто перегибается через меня, оказываясь в моем пространстве. Моя кожа без разрешения начинает гореть, а сердцебиение замирает где-то между бедер, потому что он невероятно горячий, и от него приятно пахнет, и он так близко. Но все, что он делает, это нажимает кнопку в панели над моей головой, заставляя дверь гаража открыться.
