Хадсон мельком глянул на ее руку и отстранился. Встретившись глазами с Алли, он застыл. Их разделял наводненный толпой бальный зал, но в тот момент казалось, что они в комнате одни.
Затем София скользнула перед ним, пальчики с идеальным маникюром поправили и без того безупречный узел галстука, и связь была разрушена. Алли выдохнула, даже не осознавая, что задерживала дыхание, и быстро осмотрела комнату, ища ближайший выход. Ей срочно нужно было подышать воздухом, поправить макияж или просто прогуляться по выставке. Все, что угодно, лишь бы убраться от него подальше и собраться с мыслями.
Алли прошла каких-то десять метров, прежде чем кто-то встал у нее на пути, загораживая дорогу. Инстинктивно она знала, кто это, и сердце бешено заколотилось в груди. Она подняла голову и встретилась с суровым взглядом Хадсона. Он действовал быстро, пользуясь ее удивлением. Его ладонь обхватила ее руку, и прежде чем она успела сказать хоть слово, ее вытащили из крытого дворика.
- Что ты делаешь? - она пыталась высвободиться из его хватки, но в глубине души что-то трепетало от столь примитивной властности. Очевидно, она недооценила, насколько далеко он готов зайти, чтобы вернуть ее.
- Разве не очевидно? Устраиваю сцену.
- Отпусти меня, - Алли глянула через плечо в угол комнаты и с облегчением обнаружила, что журналисты были заняты чем-то другим.
Хадсон проследил за ее взглядом.
- Нет, они пока не заметили. Но заметят, так что сделай одолжение и перестань сопротивляться.
Она едва не расхохоталась в голос. Конечно же, она должна была сопротивляться ему. Она не могла опустить свои защитные щиты, потому что если подпустит его слишком близко, если позволит себя коснуться, то никогда не наберется силы его остановить. Одна лишь его близость и то, как его тело задевало ее, пока они шли, слало лихорадочную дрожь по всему телу.
Он подвел ее к двойным дверям, ведущим в пустой коридор.
- Что ты здесь делаешь? - спросила она, как только они остались одни.
Его взгляд окинул все ее тело, прежде чем вернуться к глазам. Он прищурился, и на мгновение ей показалось, что он видит каждую трещинку в ее хрупкой решительности. Простой шаг назад позволил бы ей прочистить мысли, но Алли застыла, охваченная его чистым мужественным запахом.
Хадсон поднял руку, словно собирался коснуться его щеки, и Алли почувствовала, как ее дыхание ускорилось. Если он подойдет ближе, если прижмется к ней губами, хватит ли ей сил оттолкнуть его? Или ее руки сами зароются в его волосы, притягивая ближе, тело само прижмется к нему? От одной лишь мысли ее тело готово было предать ее. Ее соски затвердели под платьем, волна жара хлынула между бедер. В тот момент она знала, что если он опустит голову, если дразнящими лижущими движениями языка станет уговаривать ее губы раскрыться, она будет умолять взять себя - в музее, в лимузине, в его постели - где угодно, лишь бы приглушить бесстыдную боль, которую она к нему ощущала.
Но он опустил руку и затем пробежался ею по своим неуправляемым волосам.
- Я купил билеты несколько недель назад. Думал, может, мы придем сюда вместе.
Хадсон слегка отступил, давая Алли возможность собраться с мыслями. Физическое желание исчезло, оставляя место для ярости и обиды за предательство, которые лишь усиливались от злости за свою реакцию на него. Как будто ее к нему влекла необъяснимая невидимая сила, делавшая ее полностью беспомощной. Или, может быть, дело в нем, в его абсолютной силе воли. Как бы там ни было, этому нужно положить конец. Хадсон, возможно, организовал все так, что полностью его из жизни не вычеркнешь, но как минимум можно выкинуть его из ее постели. И судя по тому, что она только что видела, он не тратил времени впустую и нашел новую претендентку на вакансию.
Алли расправила плечи.
- Ну, к счастью для тебя, София была более чем счастлива занять мое место.
Хадсон нахмурился.
- Все не так, как кажется на первый взгляд. Я пришел сюда не с ней.
- Ну, зато, кажется, уйдете вы вместе, - парировала она.
- Если мы хоть чему-то научились из своего прошлого, Алессандра, так это не делать предположений.
- И все же история повторяется, не так ли?
Дверь на другом конце коридора распахнулась, и вышли несколько официантов с подносами, нагруженными первым блюдом. Челюсть Хадсона напряглась, он молча ждал, пока они уйдут. Когда он наконец заговорил, его голос был тише, чем прежде.
- Нам нужно разобраться с этим, - сказал он.
- Нет, нам нужно, чтобы ты перестал. Не с чем разбираться. Я не чувствую...
- Даже не пытайся отрицать, - сказал он, обрывая ложь, которую она собиралась выплюнуть. - Очевидно, что ты все еще ко мне небезразлична, иначе не пыталась бы удрать отсюда.
- Я никуда не удираю. Мне надо было найти тихое местечко, чтобы просмотреть заметки к своей речи.
Он издал резкий смешок.
- Ну, если ты так говоришь.
От его самодовольного выражения в груди вскипела ярость.
- Все кончено.
- Черта с два, - прорычал Хадсон. Когда он потянулся к ней, она отшатнулась. - Не делай этого, Алли.
- Я ничего не делаю, Хадсон. Ты сам разбил мне сердце.
Алли услышала, как Хадсон резко втянул воздух, но прежде чем он успел что-то сказать, из-за угла появился Колин.
- Вот вы где, - обнаружив ее с другим генеральным директором Ингрэм, он замер на месте. - Мистер Чейз, я не знал... - он умолк на полуслове, заметив их эмоциональное и физическое противостояние. - Все в порядке?
- Все в норме, - сказал Хадсон, награждая ее нового ассистента взглядом, который запугал бы большинство мужчин. Но Колин даже не дрогнул и не сошел с места, вновь подтверждая, что инстинкты Алли были правы с самого начала.
Спустя пару напряженных моментов противостояния двух мужчин, Колин переключил внимание на Алли.
- Они вот-вот начнут презентацию. Могу задержать их, если вам нужно немного времени.
Алли посмотрела на Хадсона и, не отводя взгляда, ответила:
- Нет, мы закончили, - она повернулась и направилась вслед за Колином к ресепшену. Взгляд Хадсона прожигал ее спину, но она подавила желание обернуться.
Закончив выступать с речью, когда толпа встала, аплодируя, она не могла не заметить пустой столик в передних рядах.
(2) Жорж-Пьер Сёра́ - французский художник-постимпрессионист, основатель неоимпрессионизма, создатель оригинального метода живописи под названием 'дивизионизм', или 'пуантилизм'.
Хадсон остановился перед лифтом и засунул руки в карманы, полы его темно-синего плаща от Армани разошлись в стороны. Его взгляд был прикован к винтажной круговой шкале примерно 1930-х годов, которая медленно отсчитывала этажи. Стальные тросы с грохотом поднимали лифт все выше и выше по небоскребу, возведенному после эпохи Великой Депрессии и напоминавшего мужчину, который предпочитает гордиться внешним видом, нежели образовывать стабильную инфраструктуру. Хадсон был противником этой теоретической хрени. Но какая же ирония - пританцовывая на зыбучем песке, он вынужден был сохранять невозмутимое лицо.
