Ознакомительная версия.
Еще до того Дина узнала, что родных у пилота нет. То есть никто, кроме товарищей по команде, о Раевском не беспокоился. Да и товарищи сейчас были заняты гонкой… Конечно, они периодически звонили в больницу, узнать о состоянии друга, но в данный момент только Дина находилась рядом с Раевским.
Дине было страшно. Она по горячности своей выторговала жизнь пилоту, но что это была за жизнь? Сколько еще лежать Раевскому овощем – с катетером, в подгузниках? Неизвестно. Даже Курбатов остерегался делать точные прогнозы.
– Уж лучше помер бы, чем так-то вот… – обронила как-то тетя Валя, нянечка, замещавшая Дину по ночам.
Дина обмывала пилота, меняла капельницы, поворачивала того с боку на бок – чтобы пролежни не образовались.
Она читала вслух детективы, которые приносила с собой из дома, включала радио. Она иногда говорила с Раевским.
– Ты меня слышишь? Пожалуйста, отзовись, – серьезно просила она. – Сколько можно вот так валяться! Ты же мужик… Вставай, Никита!
О своих переживаниях Дина ничего не говорила Руслану. Муж ее был очень ревнив, он и к мертвому мог приревновать! Хотя чего тут ревновать… Дина же не была влюблена в этого несчастного, за которым теперь ухаживала, точно за младенцем.
Но она определенно к нему привязалась. Она знала Никиту Раевского уже три недели, а он о ней не знал ничего.
…Ночью опять кто-то постучал к ним в дом. Руслан велел Дине не выходить из комнаты, сам куда-то ушел с полночными гостями. Кто там приходил, чего тем людям было надо – Дина не стала спрашивать. Муж не посвящал ее в свои дела.
Под утро он вернулся – бодрый, разгоряченный… Голодный и жадный – в том самом смысле. Как будто произошло что-то важное, особенное. Хорошее. И что требовало немедленной физической разрядки.
Дина хотела спать. Вернее, она ничего не хотела. Но оттолкнуть мужа не посмела – Руслан мог обидеться. А обижался он мгновенно. Мог потом припоминать долго и отчитывал зло, жестоко, методично… Нет, лучше уж подчиниться!
…Оторвавшись с трудом от Дины, Руслан опять убежал – на этот раз сказал, что в часть торопится.
Дина же отправилась в больницу. Вот уже три недели она каждое утро выходила из дома со странным чувством – а вдруг Раевский очнулся? Первым делом женщина побежала в палату интенсивной терапии.
– Как он, теть Валь? – спросила она санитарку.
– Да что с ним будет… – зевнула та. – Авось не сбежал, и то хорошо.
Дина посмотрела на Раевского – трубка изо рта торчит, весь в проводах, голова забинтована, глаза закрыты… Не сказав ни слова, Дина с досадой махнула рукой и отправилась к другим пациентам. Утром у больничной медсестры всегда много дел – градусники надо было раздать-собрать, потом уколы сделать…
В двенадцатом часу Дина снова направилась к палате интенсивной терапии, но в коридоре ее окликнули:
– Дина!
Она оглянулась и увидела Лилю с дочкой. Лиля, в коротком белом платье в горошек, с убранными вверх рыжими волосами, лаковой сумочкой через локоть, выглядела на редкость очаровательно и задорно. За руку Лиля держала свою дочку – Ариадну. Малышке было года три. Тоже в коротком кружевном платьице, волосы убраны вверх, как у матери (но у девочки они были светлее – не медно-рыжие, а золотисто-оранжевые). Настоящая куколка!
Дина загляделась на девочку, на ее круглое личико с ямочкой на подбородке, на пухлые ручки, на вьющиеся кудряшки, которые выбились из прически и лежали оранжевыми лепестками на гладкой, молочно-белой шейке… Да, и Ариадна тоже держала в руках крошечную сумочку – как у мамы!
Дина вдруг представила, как она наряжала бы Марьяшу. Ее девочка тоже выглядела бы очаровательной куколкой. Платьица, туфельки, сумочки. Заколки-бантики в волосах…
Не зависть, но горькое сожаление охватило вдруг Дину. У нее судьба отняла ее куколку, ее девочку… И безумная материнская любовь, так и не растраченная, камнем теперь лежала у Дины на груди, не давала дышать спокойно.
– Дина!
– А… Да, Лиля, привет!
– Я спрашиваю, Фидель Рауфович у себя?
– У себя, я видела его недавно… а что случилось? – не отрывая завороженных глаз от Ариадны, спросила Дина. – С Аришей что-то? Давай я вызову педиатра, Нину Витальевну?
– Ой, терпеть ее не могу… Каркает вечно всякие ужасы! Фидель лучше.
– Ой, кто чем ни болеет – все равно только к Курбатову идут! – вздохнула Дина.
Лиля засмеялась, взяла дочь на руки и принялась целовать малышку в шею, плечи – при этом косясь на Дину задорными, смеющимися глазами.
– Ты представляешь, что эта хулиганка сделала… Опять засунула себе в нос бусину! Вот видишь, из носа у нее течет… Да, да, не отворачивайся, Аришка, мама тебе нос сейчас вытрет… – Лиля жестом фокусника выхватила откуда-то носовой платок, но девочка не далась – завопила сердито, принялась отмахиваться от платка, вертела головой… Такая здоровая, крепенькая, молочной свежести кожа, такие блестящие глазищи, «перетяжечки» на запястьях – эта девочка одним своим видом вызывала улыбку!
Дина невольно подняла руки к груди, но ничего не ощутила, кроме пустоты.
– Хулиганка! – Лиля затормошила дочь, продолжая коситься на Дину. – Ты видишь, какая она у меня непослушная хулиганка? Но зато такая сладкая… У меня самая сладкая девочка на свете! Да? Да-а… – пропела Лиля, уткнувшись лицом в живот Ариадны. Та счастливо захохотала. – У меня самая лучшая девочка, самая-самая…
Надо было сказать что-нибудь, сдвинуться с места, но Дина стояла, ошеломленная, и смотрела, смотрела на эту беззаботную игру матери и дочери. Лиля столь демонстративно и даже с каким-то вызовом ласкала Ариадну… Словно дразнила Дину. «Смотри, несчастная… Смотри и завидуй! Потому что у тебя – нет ничего. У тебя нет твоей девочки. А у меня – есть. И я могу сколь угодно целовать ее и тискать. Я ее обожаю. А ты – нищая, нищая, нищая!»
Конечно, Лиля делала это не нарочно. Любая мать точно так же возилась бы со своим ребенком… Но разве Лиля забыла об истории Дины? Разве это не жестоко – столь открыто дразнить своим материнским счастьем женщину, потерявшую свое единственное дитя?..
Дина почувствовала комок в горле, шум в ушах – словно кто-то свинцовой ладонью сжал ее шею, лишил воздуха. Еще секунда – и Дина упала бы без сознания. Но в этот момент в конце коридора показалась грузная фигура Фиделя Рауфовича, и Лиля, моментально забыв о Дине, бросилась бежать к хирургу, прижав к себе дочь.
Дина перевела дыхание и вернулась в палату интенсивной терапии.
* * *
Никита сидел за рулем своей «Ласточки». Один, без Лехи.
– Газ, газ, газ! Не останавливайся! Газ! – исступленно бормотал он себе под нос.
…Песок – особая стихия. Штурмуя песчаный холм, нужно набрать такой ход, чтобы выйти на гребень с максимальной скоростью, осмотреться на вершине – и махнуть вниз в направлении следующего бархана по наиболее пологой траектории. Будет ход больше, чем нужно, – последует прыжок и падение штопором вниз. Чуть меньше газа – зароешься на подъеме…
Ознакомительная версия.
