– Не знаю, по плечу или нет, Мэксим, но за последний день, признаюсь, я много передумала. Куда больше, чем за долгие годы своей жизни. Сейчас я твердо знаю: журналы «Эмбервилл» сделали мою жизнь богаче. То, что я была частичкой этих изданий, стало важной частью моего существования. Настолько важной, что я не могу позволить себе продать их посторонним людям. Я просто не смогу вынести, что они уйдут из «Эмбервилл пабликейшнс» в чужие руки. Я горжусь всеми этими журналами, Мэксим. Чертовски горжусь! И хочу, чтобы они стали еще лучше, чем прежде…
– Мама! – прервала ее Мэксим. – А ты представляешь…
– Представляю. И вполне реально. Все нынешнее утро я провела с Пэвкой. Я знаю теперь все то, что совершалось от моего имени, но без моего ведома. Такого больше не повторится. Никогда. Постыдные распоряжения отменены – все до единого. Никаких новых распоряжений я не отдавала. Мне необходимо было знать, что ты ответишь. Отныне отдавать приказы будешь только ты. Пэвка, конечно, не оставит тебя одну, но полагаю, что тебе нужно будет самой завоевывать доверие и поддержку старой редколлегии. Некоторые из этих, людей наверняка встретят тебя с неприязнью. Учти, вмешиваться я не собираюсь… но ты всегда можешь использовать меня в качестве… манекена. Да-да, манекена, я очень хорошо смотрюсь.
– Перестань, мама! Что ты такое говоришь! – запротестовала Мэкси. – Ты же отказалась от карьеры примы-балерины! А ведь, подумай, ты вполне могла ею стать.
– Вовсе не обязательно, – пробормотала Лили, загадочно улыбнувшись каким-то своим мыслям. – Вовсе не обязательно. Я никогда точно этого не узнаю, мне никогда не придется узнать. Может, в этом-то как раз все дело? – Она тряхнула головой, возвращаясь мыслями из прошлого в настоящее. – Как бы там ни было, но никто никогда не мог сравниться со мной по части украшения витрин. И, думаю, не сможет. Витрина необходима каждому окну – иначе это будет всего лишь голое оконное стекло, и больше ничего. Так что, помяни мое слово, не пренебрегай оформлением витрины, не забывай о манекенах.
Лили обращалась к дочери вполне деловым тоном, но выражение овального лица больше не казалось проницательным, а в серо-зеленых глазах с проблеском голубизны читалась неизбывная печаль. В ее взгляде светилась вся мудрость, которую она так долго скрывала. Мудрость, которой она сейчас делилась с Мэкси, впервые в жизни по-настоящему ей доверившись.
– Знаешь, Анжелика мне как-то сказала, что отец говорил ей, будто она единственная из всей семьи, у кого есть способности к издательскому делу, – в свою очередь поделилась с матерью дочь.
– Ну, здесь он явно ошибся… Зэкари Эмбервилл тоже ведь мог ошибаться. Да что там, даже я – и то иногда ошибаюсь, – заключила Лили с еле заметной улыбкой, в которой облегчение от сделанного признания соперничало с иронией.
– Твоя беда, мама, в том, что ты хочешь, чтобы последнее слово всегда оставалось за тобой, и по любому вопросу, – заметила Мэкси.
– Так же, как и ты!
– Вот именно. Как и я. Господи, да поцелуй же меня, мама!..
– Послушай, Тоби, – обратилась Мэкси к брату, – ты не будешь очень переживать, если мы с Анжеликой переберемся с твоей верхотуры куда-нибудь в другое место? Теперь, когда с работой у меня все вроде бы в порядке и деньги я получаю исправно, квартплата больше не проблема. Мне не надо ничего особенно роскошного, просто немного попросторнее, чем здесь. Ну и, конечно, встроенные шкафы и место и для Анжелики и тех немногих безделушек, которые у меня есть.
– «Немногих»? Ну, знаешь, «немного» и ты – понятия не совпадающие, – тут же отреагировал Тоби.
– Раньше. А сейчас все будет по-другому, – не уступала Мэкси. – Ты же знаешь, что с аукциона так ничего и не продали. Даже мебель – и ту не смогли пока продать. Я решила обходиться лишь самыми любимыми из своих вещей. Сейчас я научилась жить без всех этих предметов роскоши, так что попытаюсь перейти на более скромный образ жизни… Оставлю парочку-другую антикварных вещиц, которые впишутся в интерьер моей новой квартиры, – и все. Конечно же, мне будет необходим первоклассный дизайнер…
– Избавь меня от планов своего обустройства! – взмолился Тоби. – У тебя, слава богу, есть для этого Людвиг и Бицет, с ними и обсуждай. По-моему, они всегда и занимались твоим декором?
– Да, до сих пор так и было. Но сейчас я созрела для перемен.
– Но разве не безумие браться за работу, которая потребует от тебя всей жизни, и одновременно заниматься переустройством нового жилья?
– Ну, так бы я вопрос не ставила, – возразила Мэкси.
Тоби полулежал на своем любимом стуле, задрав ноги, и его раненая рука висела на перевязи, на которую Инди, безжалостно орудуя ножницами, не пожалела одну из столь обожаемых ею вышитых наволочек, хотя Мэкси и пыталась предложить ей для этой цели любой из своих шарфов.
– Так или иначе, – заключила она, – нам все равно надо перебираться. Кризис окончился. Больше всего пострадает Анжелика, поскольку ей у тебя очень нравится. А ее «войску» нравится твой бассейн.
– Было бы неплохо, если бы ее «воины» приносили с собой каждый по полотенцу. Но они почему-то их всегда забывают, – задумчиво заметил Тоби.
– Если честно, то мне тоже не слишком хочется от тебя уезжать, – произнесла Мэкси, пропустив слова брата мимо ушей. – Здесь наверху так уютно. А те объедки, которые нам перепадают, гораздо вкуснее, чем сами блюда… А насчет моей работы ты совершенно прав. Врагу не пожелаешь. Да у меня даже не остается времени, чтобы заниматься поисками приличного жилья. И не будет оставаться, пока я как следует не войду в курс дела. Придется теперь приходить на работу раньше, а уходить позже всех, не говоря уже о том, чтобы работать по уикэндам.
– Не глупи. У тебя просто припадок, – оборвал ее Тоби. – Припадок глупости. Обычно он случается с теми, кто столкнулся с какими-нибудь серьезными переменами в своей жизни. Особенно с такими людьми, как ты, которые живут по принципу: «Все или ничего». Для вас ведь не существует компромиссов, половинчатых решений или постепенных подходов. Теперь ты заклинилась на своей работе. А раньше точно таким же «обвалом» была вечная гонка за удовольствиями, когда у тебя не оставалось времени ни для чего другого. Вот и сейчас не будет ни одной свободной минуты.
– Чтоб ты знал, моя заклиненность на работе, как ты только что изящно выразился, вызвана тем, что работа – это самое замечательное удовольствие, которое я когда-либо испытывала! – выпалила взбешенная Мэкси. – А твой блиц-анализ просто гнусность.
– Разреши напомнить тебе, что существует еще и личная жизнь. Между прочим, тебе нет даже тридцати, – спокойно заметил Тоби.
