— Чего?
— Не знаю. Впрочем, я сейчас ему позвоню.
После краткого разговора она повесила телефонную трубку.
— Охотится в Германии. Приедет в пятницу.
— Но ведь не может быть, чтобы ему было что-то об этом известно, правда? Просто на него что-то нашло. Бывает, что на Дентона что-то находит?
— Его нельзя было назвать сумасшедшим, когда я была за ним замужем, если ты это имеешь в виду. И он не стал бы пугаться, если бы на то не было веских причин. Что ж, поговорю с ним в пятницу. Или, может, лучше тебе с ним поговорить. Тебе, возможно, этот разговор удастся лучше. Но сначала мы найдем Рори Карра или Айвена Ласло. А может, и того и другого сразу.
Сев за письменный стол, Сабрина позвонила Мишелю Бернару и Жоли Фантом, которые в свое время написали статьи, разоблачающие «Уэстбридж импортс» и Макса Стювезана.
— Они в командировке в Канаде, миссис Андерсен, — ответил их помощник. — Может быть, я могу чем-нибудь вам помочь? — Когда Сабрина рассказала ему, что ей нужно узнать, он ответил: — Оба они в Лондоне, в тюрьме «Уормвуд-скрабз», в Шепердз-буш. Знаете, они содержатся в камере приговоренных к пожизненному заключению, им полагается всего одно разрешение на посещение в месяц, причем только на полтора часа. Так что вам придется выяснить, навещал ли их кто-нибудь в октябре. Может, никого и не было. Если вам понадобится моя помощь, пожалуйста, звоните. Всего вам доброго.
— Они в Лондоне, — сказала Сабрина. — В тюрьме «Уормвуд-скрабз». Это недалеко отсюда, Шепердз-буш находится в западной части города. Ну что, по одному на каждую из нас?
— Ой… Ну да. А почему бы и нет? — Переглянувшись, они расхохотались. — Помнишь Дмитрия? — спросила Стефани.
— А Тео, бедняга Тео, наш…
— …водитель. А купания в бассейне, когда мы с тобой, бывало, ныряли, а потом никто не мог решить…
— …когда мы выныривали в разных концах бассейна.
— А потом секретарша посольства читала нам нотацию и тоже не могла отличить нас друг от друга, и тогда ты еще говорила…
— Это я Сабрина, миссис Дерринджер, а это Стефани, и тогда она начинала так бушевать, что казалось — еще немного, и она подавится всеми восемнадцатью нитками жемчуга, которые надевала каждый день…
Рассмеявшись, они снова бросились друг другу в объятия, радуясь тому, что вместе.
— Все осталось по-прежнему, — прошептала Стефани. — У нас с тобой все как прежде.
Да, уныло подумала Сабрина, но вслух ничего не сказала, потому что не хотела омрачать радость от того, что они сейчас вместе. Сейчас они были во власти азарта, словно на охоте. Они охвачены желанием выследить зверя, азартом, сближавшим их прежде и являвшимся для них самым дорогим в жизни. Поэтому эта краткая пауза сейчас и стала для них самой важной в жизни, сколь бы скоротечной ни казалась.
Но слишком многое сейчас не так, как раньше. И это последний раз, когда мы вот так сидим вместе. Больше этого не будет.
В комнате для свиданий в тюрьме «Уормвуд-скрабз», в этом длинном, узком помещении с низким потолком стоит стол для заключенных и посетителей. Бесстрастного вида охранники следят за малейшими движениями тех и других. С приходом посетителей шум усиливается: голоса разносятся по комнате, отражаются гулким эхом от серых стен, серого пола и потолка. Когда Сабрина вошла в комнату, ей показалось, что мир вокруг внезапно тоже стал серым, отчего ее брючный костюм из шотландки в сине-зеленых тонах, синяя шляпа и синие кожаные перчатки словно потускнели. А после того как она сняла перчатки, руки приобрели какой-то нездоровый оттенок в тусклом свете горевших ламп.
Дверь в дальнем конце комнаты открылась, и вошел Рори Карра, одетый в серую тюремную робу. Седые волосы с серебристым отливом были гладко зачесаны назад, но это было единственное, что осталось от лощеного торговца антиквариатом, каким его помнила Сабрина. Кожа на шее стала дряблой, а глаза ввалились, и в них застыло какое-то затравленное выражение. Мешки под глазами были очень заметны. Но голос… Голос у него почти не изменился — такой же вкрадчивый, словно он его регулярно смазывал маслом.
— Миссис Андерсен, очень рад вас видеть. Мне давно хотелось выразить вам свои глубочайшие соболезнования по поводу кончины леди Лонгуорт. Искренне надеюсь, что вы поверите мне, если я скажу, что испытывал перед ней лишь восхищение и признательность. Когда Айвен предложил мне свой безумный план, я и подумать не мог, что она тоже окажется на борту яхты. Само собой разумеется, я никак не мог повлиять на его действия, продиктованные бездумным стремлением к разрушению, но, если бы знал, то мог бы попытаться его остановить. Мне не дает покоя мысль, что я мог бы по крайней мере попытаться сделать это.
— Никак не мог повлиять, — пробормотала Сабрина. В газетах промелькнули сообщения о том, что Рори Карра было предъявлено обвинение как непосредственному исполнителю этого преступления, то есть одновременно как соучастнику и подстрекателю злодеяния — и он был признан виновным в убийстве.
— Абсолютно никак. — Карра повысил голос. — Ласло — сущий зверь, с ним никто не может сладить. Но я сглупил, поверив ему и во всем на него положившись, вот теперь и расплачиваюсь за собственную глупость тем, что вынужден принимать вас в столь удручающей обстановке.
Сев на жесткий стул с прямой спинкой, Сабрина положила руки на стол перед собой. Комната для свиданий постепенно заполнялась, отовсюду слышались десятки плачущих, ругающихся, требующих, умоляющих голосов, вынуждавших остальных говорить все громче, чтобы было слышно собеседникам, сидящим за столом напротив. Посмотрев в лицо Рори Карра, на котором застыло подавленное выражение, она сказала себе, что он был заодно с Айвеном Ласло, он — виновник гибели четырнадцати человек, он пытался убить ее сестру. Она ждала, когда ее захлестнет ненависть к нему, но ничего не чувствовала. Стефани жива, а его жизнь кончена. Стало быть, ей можно с ним поговорить и постараться убедить его в том, что она ему не враг.
— Никто не может сладить с Айвеном? А мне казалось, Максу Стювезану удавалось с ним справляться. Да и с вами тоже.
— Ну, Максу… Айвен работал на Макса много-много лет. По меньшей мере лет пятнадцать. Он выполнял поручения, которые ему давал Макс.
— Если не считать того, что он подложил бомбу под каюту Макса.
— Прошу вас… — Карра вскинул руку. — Сама мысль об этом мне невыносима. Макс относился к числу людей, которые мне дороже всех, он был мне добрым другом, страстным поклонником искусства и непревзойденным гением по части всего, что связано с контрабандой. Я безгранично восхищался им.
