— Знаю, — спокойно бросил Джастин в лицо Каттеру.
— Что? Лили все тебе рассказала?
— Нет. Просто я прочел то письмо, которое ты написал, когда бросил ее и уехал в Калифорнию. Я вычислил это сам, сопоставив дату на письме с собственным днем рождения. Я был тогда любопытным, привык всюду совать свой нос, перерыл весь материн стол — вот и напал на него, хотя письмо было спрятано на самом дне. Прочел и положил обратно. Оно, наверное, там и лежит до сих пор.
— Но если ты… знаешь, если ты знал… то почему же ни разу… Как ты мог хранить все это в себе?
Наконец обернувшись, Джастин подошел к двери. Став на пороге, он в упор взглянул на Каттера.
— Моим отцом всегда был Зэкари Эмбервилл. Единственным отцом, которого мне когда-либо хотелось иметь. Единственным, который у меня был! Он остается моим отцом и сегодня. И останется — пока я жив. А теперь, пожалуйста, уходи.
— Джастин! Ты ведь знаешь всю правду. Ее нельзя отрицать! Кровь — это всегда кровь. Твой отец — я, Джастин! И я жив!.. Зто что, не имеет для тебя никакого значения? Ответь мне, бога ради!
— Уходи отсюда! Сейчас же!
Джастин открыл дверь и дрожащей рукой указал Каттеру на выход.
Тот медленно, с явной неохотой, повиновался. Но в самый последний момент, поравнявшись с Джастином, он замедлил шаг и неожиданно обхватил сына руками. То был его последний шанс.
— Нет! — Инстинктивно отпрянув в сторону, Джастин сильным, резким ударом ладоней отсек от себя продолжавшие цепляться за него пальцы. Каттер, не устояв, качнулся назад. Его разбитые руки висели беспомощно, как плети.
Вскрикнув от боли, он упал навзничь и покатился по длинной крутой лестнице. Дверь наверху захлопнулась, громко щелкнул замок…
Через несколько дней, когда шумиха, вызванная предстоящей на ближайший уик-энд свадьбой, достигла своей кульминации, Мэкси, никем не замеченная, выскользнула из дома. Инди, Анжелика и Лили были настолько поглощены обсуждением своих нарядов, что не обратили внимания на исчезновение Мэкси сразу же после обеда. Что касается Тоби, то его в этот момент даже не было дома — он предпочел укрыться в одном из своих ресторанов, чтобы не принимать участия во всей этой суете.
Мэкси надела старенькие джинсы, простую белую майку и легкие сандалии на босу ноги. На сей раз на ней не было никакой косметики. Одним словом, она являла собой воплощение феи, готовой к бою! Сделав по пути к намеченной цели всего одну остановку, она появилась на пороге квартиры Рокко с большим плоским пакетом в руках.
— Что это там у тебя? — подозрительно осведомился он, открыв дверь сразу же, как только раздался звонок, после чего она ворвалась в комнату, как взмыленная лошадь. — И потом, с чего это ты вдруг заявляешься ко мне? В Нью-Йорке так не делают. Здесь принято, по крайней мере, уведомлять о предстоящем визите по телефону.
— Мне просто надо было удрать от Тоби… Они там все спятили. Без конца обсуждают проблему каких-то фамильных кружев, белых атласных туфелек и прочей белиберды… Похоже, в преддверии замужества даже самые разумные из женщин и то теряют голову. Вот я и подумала: раз ты дома — Анжелика сказала, что сегодня вечером ты вроде бы никуда не собираешься — то не станешь возражать, если я к тебе забегу и мы кое-что. вместе обсудим… Ну, скажем, отношения между Анжеликой и ее Данком. Представляешь, он собирается выступать на свадьбе в роли шафера! Просто ужас какой-то.
— Но это, надеюсь, не станет его главной ролью в жизни, — спокойно заметил Рокко, глубоко втянув носом воздух. — Что, пицца? — поинтересовался он.
— Да, небольшой кусочек. Я решила, что, может, ты голоден… Отнести на кухню?
— А какая это пицца? — поинтересовался Рокко.
— Сборная солянка, всего понемногу. Твоя любимая. Неужели ты думаешь, Рокко, я бы принесла тебе какую-нибудь другую? — искренне поразилась Мэкси.
При этом ее колдовские глаза, прямые черные брови и даже изогнутая в виде лука верхняя губа выразили пусть и невинный, но все-таки упрек.
— Пожалуй, что нет. Ты всегда выбирала пиццу безукоризненно. Ничего не скажешь, настоящий артист своего дела. Да, прими мои поздравления. Искренние поздравления. Думаю, со временем ты станешь великим издателем. Я вполне серьезно. Просто счастлив за тебя, Мэкси. Тебе всегда требовался выход для своей энергии. Теперь он у тебя есть. Ты наверняка добьешься колоссальных успехов. Вот только не делай больше сама никаких макетов.
— Спасибо, — скромно ответила Мэкси. — Тогда, может, съедим пиццу прямо сейчас, пока она горячая.
— Ага, значит, разделим ее пополам? В таком случае разогревать не стоит. А то сыр начнет тянуться и корка зачерствеет. Вообще-то, я действительно не обедал. Работы столько, что не до еды.
Рокко ловко накрыл кухонный стол и нарезал несколько больших ломтей для них двоих — принесенная Мэкси пицца оказалась поистине безразмерной. Некоторое время оба жадно жевали, погрузившись в благоговейное молчание, которого требует от едоков настоящая пицца, благоразумно оставляя хрустящую корку на потом, когда уже не остается ничего другого. Такой момент должен был непременно наступить, поскольку еще ни разу не случалось, чтобы пицца, даже самая неудачная, оказывалась недоеденной Рокко Сиприани, а это была не просто пицца, пицца из пицц. Они ели ее, запивая пивом прямо из горлышка бутылки, и стопка бумажных салфеток в центре кухонного стола все таяла и таяла.
— Странная вещь с этой пиццей, — произнес наконец Рокко. — Ешь и чувствуешь, как твой желудок сам говорит тебе «спасибо». Это не просто еда, а скорее переливание крови. Да, именно в этом, наверное, и состоит смысл истинно южной пищи… хотя, кроме пиццы, так на меня ничто другое не действует.
— А я больше всего на свете обожаю «хот дог» — и обязательно на ипподроме, — мечтательно заметила Мэкси. — И чтоб было навалом клейкой желтой горчицы, теплых белых булочек и еще пухлых розовых колбасок… знаешь, такие тепловатые… ничего вкуснее для меня не бывает.
— Может, тут сказывается разница в религиозном воспитании — твоем и моем?
— Да нет, детство. Все идет оттуда. Во всяком случае, мне так кажется, — ответила Мэкси.
— А как ты относишься к супу? — серьезно спросил Рокко.
— К супу? В общем, я не против супа. Никоим образом. Но для меня, скажем так, это не блюдо номер один.
— Но если ты больна, простыла или тебе просто требуется что-то в виде утешения? — настаивал Рокко.
— А под рукой нет ничего спиртного?
— Вот именно. По странному стечению обстоятельств — никакой выпивки. Будешь тогда есть суп?
