«Но…»
«Нет, это опасно».
«Я — полицейский».
«Теперь уже нет».
«Лиз…»
«Нет, Эрин, нет. Я не хочу, чтобы ты встревала во все это, — Лиз не стала ждать еще одного протеста. — Я должна идти. Мы уедем отсюда приблизительно в пять, и направимся в клуб».
«Лиз, подожди…»
Но линия была мертва.
Эрин сидела ошарашенная, а затем осторожно положила трубку.
Акейн, Алабама Двадцать два года назад«Шшш, не плачь, маленькая птичка». — Она подняла мягкий комок перьев к своему лицу и стала раскачиваться с ним в темноте. Перья были, словно шелк и она потерлась о них щекой. Раны подсохли и, наконец, уменьшились, и ее лицо больше не выражало боль, которую она, все еще, испытывала. Доктор сказал, что ей повезло. Ни одна кость не была сломана. Почему же она чувствовала себя такой разбитой?
Джей раскачивалась с птицей, которую нашла на большом дереве гикори во дворе. Та беспомощно хлопала крыльями, выписывая круги. Девочка пыталась спасти ее. Взяла и принесла внутрь, чтобы накормить, но птичка больше не дышала. Однако она продолжала держать ее. Она должна была охранять ее. Птичка была с нею в лесу. Девочка была в этом уверена. Она помогла ей спастись от плохого человека.
Джей погладила перья, теперь влажные от ее слез.
«Не плачь», — успокаивала она. — «Все хорошо. Все нормально».
Она начала напевать. Щелкнул выключатель в дальнем углу комнаты там, где спала Лиззи.
«Что ты делаешь?» — Лиззи села в кровати, потирая глаза.
Джей быстро завернула птицу и положила ее под одеяло.
«Ничего».
«Почему ты напевала?»
«Я этого не делала». — Джей продолжала раскачиваться, сжимая свою подушку.
«Ты в порядке?»
Джей вытерла глаза.
«Спи».
Лиззи выключила свет и вновь легла.
Джей всматривалась в серо-черную ночь. За окном большая гикори раскачивалась на ветру. Вдалеке слышались приглушенные звуки приближающегося грома. Сверкнула молния, и, словно, вспышка фотокамеры осветила ее руки, ее грудь, длинные пряди ее волос. Она внимательно посмотрела на себя в отражении на стекле. Ее волосы свисали длинными, темными прядями. Она перебирала их, поглаживая, точно так же, как птицу. Только мягкий шелк ее волос не успокаивал, а мучил ее.
В то же мгновение, она вернулась в лес. Мужчина недовольно ворчал и тащил ее за волосы. Крепко сжимал их, завязывал узлом, дергал и тянул.
Она не могла уйти.
Он тянул ее за волосы, да так сильно, что она чувствовала, как некоторые поддались, вырванные с корнем. Он держал ее за волосы так крепко, что она не могла вырваться.
«Нет!» — закричала она. Джей вскочила с кровати и застучала по стеклу, пытаясь разбить его.
«Джей, Джей!» — Лиззи оказалась рядом, пытаясь оттащить сестру в сторону.
Джей боролась с нею, продолжая кричать. Зажегся свет. Послышались голоса, топот бегущих ног по старым деревянным полам. Тетя Дэйн схватила ее за плечи. Она трясла ее, выкрикивая ее имя.
«Джей!»
Дядя Джерри держал ее руки.
«Нет!» — сопротивлялась она.
«Отпустите ее!» — кричала Лиззи. — «Она боится». — Она оттащила тетку, а затем принялась за Джерри. Он отпустил Джей, когда Лиззи начала царапать его.
Вся дрожа, сестра рухнула в руки Лиззи. Она чувствовала, как Лиззи погладила ее волосы.
«Оставьте нас в покое», — скомандовала Лиззи. — «Она просто боится».
Джей слышала, как ее тетя и дядя, в конце концов, покинули комнату. Уходя, тетя продолжала причитать, тем самым выказывая свое беспокойство о племяннице. Джей, все еще, боялась. Когда все стихло, они подошли к кровати Лиззи и залезли под покрывало. Прижавшись вплотную, сестра снова погладила ее волосы.
Слишком измученная, чтобы волноваться, Джей закрыла глаза.
Ее волосы, он держал ее за волосы.
Исполнительницы эротических танцев, одетые в мини-юбки и короткие топики, соблазнительно двигались на своих подмостках, под песню «So Alive» группы Love and Rockets. У девушек были начесы и экстравагантный макияж. Ночь восьмидесятых была в полном разгаре. Если бы это было другое время или у нее была другая профессия, Патрисия, определенно, наслаждалась бы этим. Вместо этого, она сидела в баре, покусывая свою коктейльную трубочку, подавляя свое либидо и, в глубине души, тоскуя по легкомысленному веселью. Вокруг нее женщины толпой прибывали в клуб, утомленные после долгого рабочего дня, но радуясь встрече с друзьями и готовые танцевать всю ночь напролет.
«Налить вам еще?» — Скучающий тон барменши давал понять, что на уме у нее были более интересные вещи, чем газированная вода Патрисии.
«Нет, спасибо».
Барменша, которую звали Мадлен, но предпочитавшая быть известной под именем Мэд (Мэд, в переводе с англ. означает Безумная), задержала на ней взгляд на мгновение дольше, чем это было необходимо, а затем отошла. Она была молодая, слишком загорелая для начала весны, и ее взъерошенные волосы, были выкрашены в темно-красный цвет.
Ее белая майка была слишком неприлично натянута на очень увесистых грудях и отлично демонстрировала их. Она была слишком сексуальной женщиной, очень уверенной в себе и, судя по всему, достаточно распущенной. Перед тем, как Гэри вытащил свой значок, она, с нескрываемым интересом, окинула взглядом Патрисию, осмотрев ее несколько раз с ног до головы. Как всегда, Патрисия и ее коллеги были приняты далеко не с распростертыми объятьями. Настроение, в почти полупустом ночном клубе, тут же резко изменилось. Смех между барменами и обслуживающим персоналом стих, сменившись на шепот и переглядывания.
Как и весь остальной персонал, Мэд ответила на их вопросы с пофигизмом и полнейшим равнодушием. Никто не знал Джей, никто никогда даже не слышал о ней. У мисс Адамс не было сестры. Что им с этого? Просто охренеть.
Патрисия, наблюдавшая за Мэд, вспомнила Трейси Уолш. Та тоже была лояльным барменом в клубе Элизабет Адамс, но ее лояльность переросла в навязчивую идею, и она стала легкой добычей в руках Кристен Рис. Под влиянием Рис, Трейси стала убийцей. Патрисия, все еще, не могла искоренить из своей памяти образ сумасшедшей Уолш, вторгшейся к ней домой в попытке убить ее. От этих воспоминаний у нее пересохло в горле. Она облизнула губы и посмотрела на свой напиток.
«Вау, что еще может сделать твой рот?» — Мэд вернулась к Патрисии и, опираясь на локти, с интересом поглядывала на детектива, которая сидела тут уже несколько часов.
«Ты не должна разговаривать со мной, помнишь?» — Патрисия прикончила свою газировку.
«Кто это сказал?»
