Он дал ей руку, чтобы она смогла подняться и пересесть в кресло, затем убрал ее волосы, чтобы они не мешали.
— Я их подстригу, как только вернусь домой. Очень коротко.
— Но почему? — Ханиф мог понять, почему ребенок решает отстричь тугие косички, но зачем взрослой женщине лишать себя такой красоты?
— Они мешают. Просто неудобно. Я хотела подстричься сразу после похорон бабушки, сделать боб, очень игриво, по-моему. — Вообще-то она хотела заняться этим задолго до похорон, чтобы шокировать всех тех старух, которые портили ей жизнь, пока она не выросла и не избавилась от их влияния. Все ее встречи с ними ограничивались приветствием, когда она приводила и забирала бабушку из церкви.
— Твоя бабушка не могла запретить тебе распоряжаться собой, по крайней мере последние десять лет.
— Нет, не могла. На самом деле она думала, что я так и поступлю. — Точно так же, как и Люси думала все годы, что бабушка тогда от нее откажется. — Когда я стала заниматься хозяйством сама, то стала покупать хороший шампунь, бальзам и носила волосы распущенными.
— Чтобы поиздеваться над ней?
— Я же говорила тебе, что была не очень хорошим ребенком.
— Значит, да. — Ханиф взял прядь ее волос в руку, наблюдая, как играет солнце на роскошных волосах. — Ты делала это и для себя, ведь так? Я найду тебе шпильки, — сказал он, снимая со своих волос кожаную тесьму и стягивая её волосы в пучок. — А пока, может, это сойдет.
Они не проронили ни слова, спускаясь вниз в небольшом лифте, оформленном в арабском стиле. И потом, когда он катил ее мимо арок из бело-голубых плит в ивовый сад, по которому протекал небольшой ручей. Тепло окутало их как одеяло, и Люси улыбалась от удовольствия.
— Ты прав, Хан, — сказала она. — По сравнению с этим Англия действительно холодная и неприветливая страна. Ты много времени там провел?
— Школа, университет. Не пойми меня неправильно, твоя страна красива и мне там очень нравилось. Но вечный дождь…
— Знаю. Но за зелень надо платить…
— Сначала это было экзотикой для меня, — сказал он, подбодренный ее смехом. — Я выбегал на улицу, только чтобы почувствовать, как капли падают на лицо.
— Готова поспорить, этот период был недолгим.
Он остановил кресло около дома, покрытого пышными розами. Рядом был бассейн причудливой формы. Ханиф положил книгу в кожаной обложке около нее.
Она взяла ее и открыла.
— Это переведенные поэмы персидского поэта Хафиза. Он использует сад в своих сравнительных эпитетах для выражения любви во всех ее формах.
— Нет ничего лучшего для чтения в таком месте. — Люси взглянула на него поверх книги. — Знаешь, тебе не обязательно оставаться здесь со мной, Хан.
Нет. Ему не надо было оставаться. Но впервые в жизни он не торопился вернуться к своей работе. Посидеть рядом с Люси, пока она читает, пообедать с ней было гораздо приятней для него.
— У меня есть книга, сад. Я и так достаточно тебя отвлекла.
Раненая, несчастная, она привнесла в его жизнь какую-то особую атмосферу, что-то, чего ему не хватало. Злоба привела эту женщину в Рамал-Хамра за ее мужем, гнев заставил угнать машину, она рисковала всем, пересекая пустыню. Ханиф подумал, что если он коснется ее губ своими, то тоже испытает полноту чувств, проснется от долгого сна.
— Иди, — сказала она, открывая книгу. Какая-то фраза сразу же захватила ее внимание. — Обещаю не делать ничего глупого, например, не падать в воду.
Ее смех эхом отдавался в нем, напоминая о давно забытых беззаботных и счастливых днях. Здесь он сидел с Hyp, читал ей, в то время как ребенок, которого она любила больше мужа, забирал ее жизнь. Он знал, что каждый вздох приближал горестный час, уносил ее от него все дальше и дальше. Знал, что никакие деньги, никакая власть не смогут спасти ее…
— Ну, если ты обещаешь, то я оставлю тебя в покое.
В воздухе витали тонкие ароматы трав и цветов. Люси наблюдала за стрекозами, в глубине души ожидая, что Ханиф вернется.
Но он так и не появился. Зато пришел слуга и принес графины с водой и с соком, а также ее костыли на тот случай, если ей захочется пройтись по саду. Он поставил рядом с ней телефон и подключил его. Затем протянул ей записку на толстой кремовой бумаге. Почерк был четким и твердым.
Люси, если тебе надо позвонить домой, просто подними трубку и нажми 0, в трубке появятся гудки. Код Великобритании — 44. Если тебе понадобится что-либо еще, нажми 1.
Хан
Она вздохнула.
Следовало бы позвонить агенту по недвижимости, которому она поручила продажу дома.
Ей хотелось купить что-то поменьше, более современное, с центральным отоплением и горячей водой.
Люси могла бы сделать это и до того, как отправилась в свое безумное путешествие, но она тешила себя мыслью, что просто все не так поняла. Что это какая-то ошибка.
Но когда зашла в офис «Бухейра-Турс», то столкнулась с реальностью.
Никакая это не ошибка. Нет смысла отрицать очевидное. Деньги понадобятся, чтобы расплатиться с долгами, которые Стив накопил на ее имя. И чем быстрее она это сделает, тем лучше.
Следует также позвонить соседке. У нее ключ от дома, он понадобится агенту по недвижимости.
Потом надо позвонить в страховую компанию, чтобы ей возместили расходы на лечение и за багаж.
И в банк. Она заверила их, что со всем разберется. Но ждать они не станут.
Ханиф чувствовал отвращение к себе оттого, что думает о другой женщине, что она, а не покойная жена, не покидает его мыслей. Он встал из-за стола и направился к стойлам. За животными хорошо ухаживали, но он хотел сам убедиться, что лошадь не в порядке после той поездки, когда пришлось спасать Люси. Да, к тому же надо уделить время своим ястребам.
Он уже вышел из павильона, как услышал смех Люси. С кем она говорит? С мужем, который отрекся от нее… Это он так веселит ее?
Хан спрятался за старым кипарисом, наблюдая за тем, как Люси Форестер и ребенок, которого он не мог обнять и признать, беззаботно веселились, играли в простые игры.
— …подбородок, — сказала Люси, дотронувшись до подбородка. Девочка взяла ее руку.
— Подбородок, — повторила она и, дотронувшись до своего лица, произнесла то же слово на арабском. Затем подождала, пока Люси выговорит это слово за ней, и со смехом продолжила игру.
Так они называли волосы, руки, локти — сначала на английском, потом на арабском.
Их игра была такой невинной, такой простой радостью, что Ханиф почувствовал приступ невыносимой боли, которая заставила его схватиться за ствол дерева, чтобы устоять на ногах.
