— Знаю.
— В городе ходят скверные слухи. Поговаривают, что если она помогла тебе выпутаться, значит, ты соблазнил ее — чтобы отомстить Хартам.
— Это я слышал.
Митчелл рассеянно постучал тростью по плите солнечных часов.
— А кое-кто убежден, что Ханна Харт солгала, лишь бы выгородить тебя. Есть и такие, кто уверяет, что ты сам столкнул Кэтлин Садлер со скалы.
Рейф почувствовал, как в нем нарастает напряжение. Он давно гадал, не принадлежит ли Митчелл к числу тех горожан, которые верят в его причастность к гибели Кэтлин.
— Но важнее всего то, что мы обязаны Ханне Харт, — продолжал Митчелл.
— Да.
— Унизительно быть обязанным кому-то из Хартов, — вздохнул Митчелл. — Вечная заноза.
Рейф удивленно взглянул на деда:
— Не знал, что это так беспокоит тебя.
— Теперь знаешь.
— Но это мой долг, а не твой.
— Какая разница? — Митчелл прищурился. — Лучше скажи, как ты поступишь? Продашь свою половину дома Изабель?
— Нет.
— Так я и думал. — Митчелл зашагал к теплице. — Идем, я покажу тебе новые гибриды.
Рейф в отчаянии оглянулся на дом. Спасения не предвиделось. Нехотя он поплелся за Митчеллом.
— Несколько дней назад я разговаривал с Гейбом, — снова заговорил Митчелл.
Рейф насторожился:
— И что?
— Он сказал, что мог бы найти тебе работу в компании. — Голос Митчелла прозвучал безнадежно.
— Опять ты за свое… Ты согласился бы работать под началом Гейба?
— Черта с два! — Митчелл задвигал бровями. — Он требует беспрекословного подчинения.
— Вот и мне это не по душе.
— Ну нет так нет. — Митчелл умолк.
В молчании они прошли через весь сад. У самой теплицы Митчелл закинул еще один пробный шар — в совершенно неожиданном направлении:
— Не пора ли тебе жениться?
Рейфа словно оглушили кувалдой. Чтобы прийти в себя, ему понадобилось несколько секунд, которые он провел с разинутым ртом.
— Жениться? — наконец переспросил он. — Ты спятил? Я ведь уже пробовал, или ты забыл? И ничего не вышло.
— Рано или поздно попытку все равно придется повторить, так что не откладывай ее надолго. Будешь медлить — привыкнешь к одиночеству и останешься закоренелым холостяком, которому брак уже не светит.
— С каких это пор ты стал экспертом?
— Опыт у меня есть.
— К твоему сведению, к одиночеству я уже привык, — заявил Рейф.
— Чушь собачья! Ты еще достаточно молод, чтобы менять привычки.
Дверь дома, выходящая на заднюю веранду, распахнулась. Оба мужчины обернулись так порывисто, словно их поймали на месте преступления.
В дверях застыла женщина неземной красоты, с буйной жгуче-рыжей шевелюрой.
— Кофе готов! — жизнерадостно объявила Октавия Брайтуэлл.
Второго приглашения Рейфу не понадобилось. Он заметил, что и Митчелл не стал медлить в саду: очевидно, и он порадовался возможности закончить тягостный разговор.
Бок о бок они двинулись по дорожке обратно к дому.
Ханна вставила ключ в замочную скважину.
— Мое мнение ничего не меняет, но если хочешь знать, Октавия мне понравилась.
Рейф пожал плечами.
— Мне тоже. Ну и что? Все равно она слишком молода для деда. Гейб прав. Это выглядит смешно и нелепо.
Ханна улыбнулась:
— Гораздо смешнее слышать это от Мэдисона. Не обижайся, но в вашей семьей мужчины никогда не задумывались о том, что скажут люди, особенно когда дело касалось их личной жизни.
— Личная жизнь моего деда — совсем другое дело, — хмуро возразил Рейф.
Ханна прислушалась к стуку когтей Уинстона, в нетерпении скачущего за дверью.
— Если тебя это утешит, Октавия призналась мне, что они с твоим дедом просто друзья. И я ей верю.
— Вот как?
Одарив Рейфа испытующим взглядом, Ханна открыла дверь.
Прогулявшись после ужина по саду, Рейф, погруженный в свои мысли, вернулся в дом. Он всегда былл непроницаемым, но теперь излучал мрачность, разгадать которую Ханна не могла и только гадала, что произошло; в саду между Рейфом и его дедом.
Уинстон выскочил в открытую дверь — как всегда раздираемый необходимостью соблюдать приличия и неукротимыми эмоциями.
— Славный пес. — Ханна наклонилась и погладила его. — Лучший шнауцер во вселенной.
Уинстон всем видом выразил удовольствие.
Рейф наблюдал за ними с мрачным любопытством.
— Знаешь, он тебе поверил.
— Ну и что? Я сказала правду. — Ханна посторонилась, пропустила Уинстона, и тот сбежал с крыльца, мимоходом ткнувшись в ладонь Рейфа. Пес скрылся в кустах.
Ханна шагнула в дом и включила свет.
— Пожалуй, я все-таки задам один вопрос, даже если потом об этом пожалею. Скажи, вы с дедом не поссорились в саду?
— Нет. — Рейф без приглашения вошел в дом.
— Ясно. — Ханна растерялась, не зная, что теперь делать.
Дверь она оставила открытой для Уинстона. Пес вскоре вернулся и направился прямиком к Рейфу.
Прикрыв дверь, Ханна прислонилась к ней. Рейф присел и почесал шнауцера за ухом. Уинстон блаженно закрыл глаза.
— Все было, как обычно, — помолчав еще немного, добавил Рейф.
— Как обычно?
Рейф не сводил глаз с Уинстона, который жаждал внимания.
— Митчелл напомнил мне, что поработать в «Коммерческой компании Мэдисона» никогда не поздно.
— Вот оно что! — Ханна направилась в кухню. В минуты сомнений нет ничего лучше чашки чаю. — И ты, конечно, ответил ему как всегда.
— Само собой. Мы с Митчеллом всегда так общаемся. Он дает советы, а я говорю, что не стану им следовать. Мы прекрасно понимаем друг друга.
— Тетя Изабель часто повторяла, что вы с дедом ссоритесь с тех пор, как ты стал подростком, — потому что вы слишком похожи. — Ханна налила воды в чайник и поставила его на плиту.
— Эта точка зрения мне знакома. — Рейф еще раз погладил Уинстона, поднялся и прошел в кухню. Остановившись в дверях, он прислонился плечом к косяку и скрестил руки на груди. — Но мы с Митчеллом не разделяем ее.
Ханна опять остро почувствовала его близость. Рейф следил за каждым ее движением, пока она готовила чай.
— Напрасно, — негромко возразила она. — Вы оба решительны, своевольны, независимы и временами дьявольски упрямы. Должно быть, у вас один и тот же Девиз.
— Какой?
— «Никогда не извиняйся, ничего не объясняй».
Рейф испытал мгновенное желание изобразить обиду.
— А тебе никогда не приходило в голову, что у нас с твоей собакой есть кое-что общее?
— Что, например?
Рейф бесстрастно улыбнулся:
— Я тоже способен верить тебе, когда ты объясняешь, как относишься ко мне.
Ханна подняла брови:
— Чужое мнение для тебя ничего не значит?
— Ничего ты не понимаешь. Я человек, и ничто человеческое мне не чуждо.
