Ознакомительная версия.
– Есть, конечно, – тряхнула волосами Снегирева. – Только я его не помню. Родители развелись, когда я еще совсем маленькая была.
– Вот видишь, сколько у нас с тобой общего, – попытался свести дело к шутке Валентин. – Кстати, жить предлагаю у меня. У вас сколько комнат?
– Три, – с гордостью ответила девушка.
– Вот видишь, – улыбнулся Валентин. – А у нас с мамой целых пять. Мой дед большим начальником был и квартиру эту давно, еще в советские времена, получил.
– Ясно, – протянула Галя. – И все равно мне как-то не по себе… Очень уж неожиданно все. Ты, правда, думаешь, что у нас с тобой все получится?
– Я в этом просто ну ни на грамм не сомневаюсь, – широко улыбнулся Валентин.
И, глядя на его такую по-детски открытую улыбку, девушка засмеялась.
В душе Галина была так благодарна Валентину, как не была еще благодарна никому и никогда. И хотя в его рассуждениях было так много детского и наивного, от этого паренька веяло надежностью, добротой и силой, а эти качества Галина ценила в людях больше всех остальных. В душе девушка понимала, как бы Валентин ее ни уговаривал, она все равно никогда не сможет принять его великодушное, жертвенное, как ей казалось, предложение. Но говорить сейчас об этом ему Галя не хотела, потому что понимала: своим отказом она обидит Валентина. Спасибо ему уже и за это, что он поведет ее к врачу… Нет, сама заварила кашу, самой и расхлебывать. Конечно, Валентину она не станет говорить этих слов, найдет другие. Но суть от этого все равно не поменяется…
Так думала Снегирева, глядя, с каким аппетитом Валентин уплетает торт.
– Собирайся! – велел Валентин, сурово сдвинув на переносице брови. – А я пока посуду вымою.
– Куда это? – удивилась Галина. – Ты же говорил, что к врачу завтра пойдем, и позвонить вроде вначале собирался…
– При чем тут врач? – Валентин ловкими движениями собирал со стола чашки и блюдца. – Гулять пойдем, тебе сейчас надо побольше находиться на воздухе. Ясно? Ну одевайся. Чего стоишь?
– Валентин, разреши, я сама посуду вымою… Все-таки ты гость, – сказала Галина и шагнула к раковине.
– Нет уж, – заупрямился парень. – Разреши не разрешить. И никакой я уже не гость. Я, между прочим, без пяти минут отец и муж! – с гордостью произнес он, и оба так и прыснули со смеху.
– А тебя часто в детстве мама наказывала? – спросил Валентин, останавливаясь возле скамейки. Той самой, на которой не так давно произошла их первая встреча.
– Да нет вообще-то, – немного подумав, ответила Галина. – Я была очень послушной девочкой. Всю жизнь меня хвалили и воспитатели в садике, и учителя. Только вот… – Она запнулась, поправила волосы и призналась: – Музыкой не хотела заниматься. Так и не окончила музыкалку. Помню, до скандалов у нас с мамой доходило. Представляешь, прогуливала занятия, а мама потом, когда узнала, такое мне устроила! К телевизору целую неделю не подпускала, даже в своей комнате его заперла и на улицу тоже не пускала… И все равно не помогло. Я с детства упертой была, а от гамм этих меня прямо-таки тошнило. А сейчас, если честно, даже жалею, что так и не научилась на пианино играть…
– Слушай, – вклинился Валентин. – А где оно у вас стоит, ну, пианино? Что-то я его не видел.
– Так его давно уже нет, – вздохнула Снегирева. – Мама отдала в детский сад, который возле нашего дома. Заведующая ее потом так благодарила… Ну и правильно, пусть детишки песенки разучивают…
– Галь, ты не поверишь, но у меня очень похожая история вышла, – после небольшой паузы откликнулся Валентин. – И тоже с пианино. Я же говорю, мы с тобой похожи.
– Что, тоже не хотел гаммы разучивать? – с сомнением покосилась на своего спутника Галина.
– Да меня от них просто наизнанку выворачивало. Аллергия на музыку была. Я думал, что она на всю жизнь останется, а сейчас сам себе удивляюсь – классику часами слушать могу… Короче, этот рояль притащили в дом, когда мне лет десять было. Дело в том, что мама моя пианисткой мечтала стать и даже в училище музыкальное поступила, но потом сломала руку, и как-то там у нее срослось неудачно… В общем, на карьере пианистки пришлось моей матушке поставить крест. Вот она, видимо, и решила через меня мечту свою в жизнь воплотить. Причем если бы она Алку, так мою сестрицу старшую звать, заставляла музыкой заниматься, я бы еще понял… Но Алку почему-то сия участь благополучно миновала, а вот мне не повезло. Короче, притащили этот черный гроб на колесиках, разучили мы с мамой песенку про кузнечика и повели меня на экзамены в музыкальную школу. Уж я так старался сфальшивить, но, видно, умная преподавательница попалась. «А какие, – спрашивает, – ты еще песни знаешь, мальчик?» Я надулся, как мышь на крупу. «Никакие», – говорю. А она не растерялась. «Так мы сейчас с тобой разучим», – говорит. Начала играть какую-то мелодию и попросила меня ее напеть. Ну а я, дурак, возьми и повтори все, нота в ноту. «У вашего мальчика, – радостно сообщает она моей маме, – абсолютный слух и великолепное чувство ритма. Только он у вас очень упрямый, но это не беда. Главное, что сын ваш исключительно музыкальный, и, если он не станет лениться, из него непременно выйдет толк». Короче, зачислили меня в первый класс, и начались мои мучения. Каждый день меня по четыре часа заставляли сидеть за инструментом. Помню, в какой-то момент я даже смирился. Ну, думаю, видать, судьба у меня такая. Но однажды ночью, накануне экзаменов дело было, как сейчас помню, зародился в моей голове дерзкий план. От возбуждения в ту ночь я так и не заснул. А по утрам у нас в доме полно народу бывало, и расходились все часам к одиннадцати. Бабушка – по магазинам шла, Алка – в школу, как и я, а дедушка, мама и папа – на работу. Вот и пришлось мне с уроков смываться, чтобы приговор свой привести в исполнение.
– Что же ты такое задумал? – искренне заинтересовалась Галина.
Она даже удивилась себе. Обычно длинные рассказы наводили на нее тоску, и девушка очень быстро уставала и теряла нить повествования. Сейчас же ей действительно было интересно узнать, чем закончилась история Валентина.
– А ты не будешь после этого думать обо мне плохо? – искоса взглянул на нее парень.
– А ты что, что-то ужасное сделал? Квартиру поджег? – в притворном ужасе округлила глаза Снегирева.
– Нет, до пожара дело не дошло, – ухмыльнулся Валентин. – Хотя, если честно, даже сейчас мурашки по коже от стыда бегают. Но тогда мне казалось, вернее, я просто был уверен в своей правоте. Короче, у соседки, что под нами жила, имелся ключ от нашей квартиры. Я об этом знал. Вначале я, конечно, на свой этаж поднялся, позвонил, убедился, что дома никого нет, а потом уже к ней постучался. Стою весь такой взмыленный. «Теть Наташ, – говорю, – дайте, пожалуйста, ключик, а то бабушка в магазин ушла, а я тетрадку по математике дома забыл. Пару влепят!» Ну, она, ни слова не говоря, вынесла ключ, и я, не помня себя от счастья, полетел наверх. Гвоздь я заранее приготовил. В школьной мастерской на перемене стащил. Здоровенный такой гвоздь, отличный… Подбегаю к ненавистному роялю, поднимаю крышку и, задыхаясь от волнения, приступаю к работе. Руки, помню, дрожали, сердце из груди аж выскакивало… Но ничего, я справился. Короче, с внутренней стороны крышки, над откидной полочкой для нот я накорябал одно только слово, которое придумал той ночью, и еще инициалы свои вывел «В. М.», чтобы уж никто не усомнился, что это моих рук дело. Угадай, какое я слово написал? – Валентин поднял на Галину лукавый взгляд.
Ознакомительная версия.
