Джейми Макгвайр - Мое прекрасное забвение (ЛП)

— Я не убивал ее, — сказал тут же Трентон.

— Я знаю, — сказала я.

Я похлопала его пару раз, затем вытащила свои ключи из сумки.

— Ты в порядке?

— Да, — сказал он.

Его взгляд не мог сфокусироваться, и я понимала, что он не в порядке. Я прекрасно знала, каково это — потеряться в своих собственных плохих воспоминаниях, даже год спустя, одно воспоминание о той аварии, отослало Трентона в «кроличью нору».

— У меня есть бутылка хорошего виски в моей квартире и кое-что перекусить. Пойдем, выпьем, пока нас не вырвет от сэндвичей с ветчиной.

Один уголок его рта приподнялся.

— Звучит очень даже клево.

— Неужели? Поехали. Увидимся завтра, Хейзел, — крикнула я ей.

Трентон поехал со мной ко мне домой, где я сразу пошла к бару.

— Виски с колой или просто виски? — спросила я из кухни.

— Просто виски, — сказал он, позади меня.

Я подпрыгнула, и он рассмеялся.

— Господи, ты напугал меня.

Трентон изобразил небольшую улыбку.

— Извини.

Я подкинула бутылку в воздух левой рукой и поймала ее правой, затем налила два двойных шота в два стакана.

Его улыбка стала шире.

— Это очень клево — иметь своего личного бармена.

— Я удивлена, что до сих пор умею это делать. У меня было слишком много выходных. К тому же, я вернусь на работу только в среду, и, возможно, забуду все. Я отдала ему стакан и чокнулась с ним.

— За виски.

— За промахи, — сказал он, и улыбка исчезла с его лица.

— За выживание, — сказала я, сжимая свой стакан губами и закидывая голову назад.

Трентон сделал то же самое. Я взяла его пустой стакан и налила нам еще выпить.

— Мы пьем, пока не онемеют зубы или пока не начнутся пьяные исповеди?

— Я узнаю это, когда напьюсь.

Я отдала ему стакан, взяла бутылку и повела Трентона к небольшому дивану на двоих. Я подняла свой стакан.

— За вторую работу.

— За то, чтобы проводить больше времени с классными людьми.

— За братьев, которые делают жизнь невозможной.

— Я выпью за это дерьмо, — сказал Трентон, опрокидывая свой шот. — Я люблю своих братьев. Я сделаю все для них, но иногда, мне кажется, что я единственный, кому не пофиг на отца, понимаешь?

— Иногда мне кажется, что я единственная, кому пофиг на отца.

Трентон посмотрел в свой пустой стакан.

— Он старой закалки. Не перечь. Не высказывай свое мнение отличающееся от его. Не плачь, когда он выбивает дерьмо из твоей матери.

Глаза Трентона приняли жестокое выражение.

— Он не делает этого больше. Но он привык к этому. Сраться с нами, детьми, понимаешь? Но она осталась с ним. Она смогла продолжить любить его… О, Боже, это ужасно.

— Твои родители любили друг друга? — спросила я.

Небольшая тень улыбки тронула его губы.

— Безумно. — Мои эмоции стали такими же, как и его. — Мне нравится это.

— И… что теперь?

— Все ведут себя так, как будто ничего не было. Он стал лучше сейчас, как будто никто не понимал, что с утра ей нужно было больше времени для того, чтобы скрыть свои синяки от плохого парня. Итак… я плохой парень.

— Нет, не плохой. Если бы кто-нибудь обидел мою маму, даже если бы это был мой отец, я бы никогда не простила этого. Он извинялся?

— Никогда, — сказал он без колебаний. — Но ему бы стоило. Для нее. Для нас. Для всех нас.

Он отдал свой пустой стакан. Я налила нам еще, и мы подняли их снова.

— За верность, — сказал он.

— За побег, — сказала я.

— За это я выпью, — сказал он, и мы оба чокнулись стаканами.

Я поджала свои колени к груди, и положила щеки на колени так, чтобы было видно Трентона. Его глаза были в тени от его красной бейсболки. У него были братья, которые были идентичны ему, словно все четверо были близнецами.

Трентон потянул меня к себе за рубашку и положил на грудь. Он положил свои руки на меня и обнял. Я заметила на его левом предплечье тонкий рукописный шрифт, на котором читалось: «Диана», а несколькими сантиметрами ниже можно было прочитать: «Маккензи».

— Это…

Трентон повернул руку, чтобы можно было лучше разглядеть.

— Да.

Мы посидели некоторое время в тишине, затем он продолжил.

— Все эти слухи — неправда, я-то знаю.

Я села и отмахнулась от него.

— Нет, я тоже это знаю.

— Я просто не могу вернуться туда, где все смотрят на меня так, будто я убил ее.

Я потрясла головой.

— Никто не думает так.

— Ее родители думают.

— Они должны кого-то винить, Трент. Кого-то еще.

Его телефон зазвонил. Он поднялся и посмотрел на экран, и улыбнулся.

— Горячая встреча?

— Шепли. Трэвис назначил драку. У Джефферсона.

— Отлично, — сказала я. — Каждый раз, когда он назначает драки, Red открыт, он пуст.

— Серьезно?

— Я полагаю, что ты не можешь этого не знать, так как ты был на них на всех.

— Нет, не на всех. Сегодня не пойду.

Я подняла брови.

— У меня есть занятия поинтереснее, чем смотреть, как Трэвис надирает кому-то задницу. Снова. Кроме того, у него нет того, чем он меня может удивить.

— Верно. Уверена, что ты научил его всему, что он знает.

— Одной тридцатой того, что он знает. Это мелочи. Мы надирали ему задницу столько раз, пока он рос, но он делал все, чтобы не вмешиваться в драки. Сейчас же, он может надрать задницу каждому из нас… одновременно. Не удивительно, что никто не может побить его.

— Я видела, как ты дрался с Трэвисом. Ты победил.

— Когда?

— Около года назад. Прямо после того, как … он сказал тебе, чтобы ты бросил пить, пока не напился до смерти, затем ты врезал ему достаточно хорошо.

— Да, — сказал он, потирая шею. — Я не горжусь этим. Мой отец до сих пор не может оставить меня в покое с этим, даже, несмотря на то, что Трэвис простил меня в следующую секунду после случившегося. Я люблю этого ублюдка.

— Ты уверен, что не пойдешь к Джефферсону?

Он покачал головой, а затем улыбнулся.

— Ну, … у меня есть «Космические яйца».

Я засмеялась.

— Что за страсть к «Космическим яйцам»?

Он пожал плечами.

— Я не знаю. Я часто их смотрел, когда был ребенком. Это было то, что мы делали вместе с братьями. Это просто заставляет меня чувствовать себя хорошо, понимаешь?

— Он у тебя в машине? — спросила я скептически.

— Нет, он дома. Мы можем поехать туда. Посмотришь их со мной как-нибудь?