Сергей вспомнил свою последнюю пассию: настырную, навязчивую кукольно красивую Наталью, которая звала его не иначе как «котеночек» и с первых дней знакомства насела на него с полным знанием дела: приказывала заезжать за ней, причем не любила, когда он был на «даймлере», гораздо больше ей нравился новый мощный джип «Ленд крузер». Тогда Наташа горделиво выходила на улицу обязательно с какой-нибудь сослуживицей и так же гордо ныряла в машину, а на вопрос, куда бы она хотела поехать, девушка всегда называла ресторан подороже или какой-нибудь известный ночной клуб, причем обязательно с казино — она обожала играть, естественно, на чужие деньги. Когда Наташа заболевала, то становилась невыносима: составляла списки того, что ей необходимо, — фрукты, сладости, дорогие лекарства, просила какие-нибудь подарки, чтобы ей не было так тоскливо и ужасно одиноко; подарки она клянчила по каждому удобному поводу — выздоровление, успехи на работе, плохое настроение, ссора, не говоря уже о праздниках. Это было ужасно, но Сергей почему-то терпел, целых полтора года терпел. Наташа была очень красивая, темпераментная, веселая девушка, она могла излечить его от любой печали, с ней всегда было ярко, празднично, даже когда она капризничала, это выглядело так умилительно, что Сергей таял, но со временем ссоры стали все чаще, Наталья требовала все большего и большего внимания, тотально следила за ним, стараясь все держать под контролем: куда он пошел, почему задерживается, кто это — Иван Сергеевич или Петр Ильич, почему он так легко оделся и не выпил весь кофе. Постепенно эти отношения стали ему надоедать, и после очередной ссоры Сергей не пошел мириться, хотя разрыв, конечно, переживал.
…Лариса появилась ровно без пяти восемь, видно было, что она торопилась: шла быстро, и выражение лица было серьезное, сосредоточенное, почти огорченное.
— Ты что? Передумала? У тебя такое лицо… — осторожно поинтересовался Сергей, выходя из машины.
Лариса улыбнулась:
— Нет, что ты! Это так… о своем… Сто лет не была в кино, а ведь это так романтично: поп-корн, кока-кола, мир грез…
Они поднялись по лестнице в зал «Габен».
— А ты любишь кино? — спросила Лариса, когда они уселись в мягкие кресла в седьмом ряду.
— Да, когда был моложе и времени было больше, считал себя киноманом, смотрел все новинки, во всяком случае, самые звучные и известные. Дома я оборудовал домашний кинотеатр, собрал огромную видеотеку. Люблю культовое кино. У меня даже была идея поучаствовать в одном кинопроекте, — вдохновенно начал рассказывать Сергей и осекся. — Так, ерунда, — добавил он смущенно спустя секунду.
Лариса, казалось, не заметила его оговорки.
— А ты любишь кино? — поспешно задал он вопрос.
— Люблю, мне очень нравится Тарантино.
— Здорово! Я его тоже люблю. — И он затянул мотив из «Криминального чтива»: — «Girl, you'll be the woman soo-oon!» — и положил свою ладонь на руку Ларисы, лежавшую на подлокотнике кресла.
— Ты на что это намекаешь?
— Ни на что. Ага, уже свет гаснет!
Они смотрели странный таинственный фильм Линча «Малхоланд-драйв». (Донской попросил своего секретаря специально найти кинотеатр, в репертуаре которого был этот фильм. Когда-то он долго находился под завораживающей магией «Твин Пикса», и сегодня ему очень захотелось посмотреть новое творение мэтра мистического кино.) И Сергею, и Ларисе фильм понравился, хотя был непонятным, запутанным, но держал в напряжении до последней минуты. Когда они вышли из кинотеатра, сели в машину, они еще долго молчали, переживая увиденное. Молчание прервал Сергей:
— Ну и как?
— Есть такая теория о параллельности миров, в одном мире мы — одно, в другом — абсолютно другое, а может, нас и вовсе нет, и в фильме как раз про эти несколько миров. Правда, еще может быть, что это реальность, перемешанная со сновидениями, — вслух размышляла Лариса.
— Сильная вещь! — согласился Сергей.
— А куда мы едем? — поинтересовалась она.
— Приглашаю тебя на пиццу в «Барракуду», там светло, ярко, весь мрак, навеянный фильмом, рассеется.
Пицца оказалась на удивление вкусной, с креветками, грибами и массой подрумянившегося горячего сыра. Лариса с удовольствием принялась за еду, а Сергей насмешливо наблюдал за ней, гораздо более спокойно ковыряя вилкой и ножом свою порцию.
— Ты ешь с таким аппетитом!
Лариса вдруг залилась краской:
— Ты специально меня смущаешь? Я ведь обижусь!
— Да ну, не стоит, мне нравится, когда у женщины хороший аппетит, поверь, гораздо лучше, когда девушка с наслаждением съедает весь заказ, чем когда жеманно потыкает вилкой в какой-нибудь салат и даже половины не съест. — Он опять вспомнил Наталью.
— Ты жадный!
— Я — домовитый. — Он с гордостью ткнул себя в грудь.
— И все же я тоже некрасиво поступила — съела все за десять минут!
— Нас отсюда никто не гонит.
— Вообще-то домой пора, — пробормотала Лариса, допивая свой кофе.
— Да, — вздохнул Сергей, — у меня завтра тяжелый день. Как мне ни хочется продлить наше свидание, надо ехать. Ох уж это «надо»! Но мы можем продолжить дальше завтра. Поужинаешь со мной?
— Конечно, — быстро и без всякого жеманства согласилась Лариса.
С тех пор они встречались почти каждый день, ходили в кино, в консерваторию, в ресторан, иногда просто оставляли автомобиль у Измайловского парка, где они увидели друг друга в первый раз, и долго гуляли или садились на скамейку, болтали обо всем на свете. Сергей был очарован, ему хотелось большей близости, хотелось просыпаться с ней рядом поутру и видеть ее улыбку. Но он чувствовал, что Лариса еще не открылась полностью, еще не жаждет того же, что и он, и Сергей не торопил события. Даже эти невинные встречи делали его жизнь разноцветной, сияющей, заставляли трепетать сердце. С Ларисой он почувствовал себя как в далекой молодости, только лучше, полнее, добрее, проникновеннее, было больше тепла, ласки, меньше амбиций и необузданной требовательности.
Однажды он сказал ей:
— Я с тобой как юноша, даже как мальчик, мы сидим на скамейке, держимся за руки, иногда целуемся, а потом ты уходишь… У меня давно не было таких романтичных отношений. Это, оказывается, так здорово!
Лариса лишь молча улыбнулась: ей самой нравилось такое течение их романа, и она не хотела торопиться, купаясь в его обожании и в полной мере наслаждаясь его волшебной, страстной влюбленностью. Ну подумаешь, оказалась бы она в его постели, быть может, это было бы прекрасно, но что дальше? Все как обычно: страсть, разгоряченные тела, более настойчивые поцелуи, а потом медленное утихание чувств и расставание — он тоже чувствовал это. А Лариса этого боялась и хотела подольше продлить невинные свидания с задушевными разговорами, нежными взглядами, ночными прогулками и прекрасными пьянящими поцелуями, впрочем, она тоже чувствовала себя влюбленной, одурманенной. Как это Виктор еще не догадался, что у нее теперь есть другой?
