А меня саму на горнолыжные трассы и калачом не заманишь. Даже несмотря на то, что от моего первого учителя у меня остались самые приятные воспоминания. Его звали Сьёрен, выглядел он как Виго Мортенсен[51], а по-немецки говорил как Виви Бах. Вообще-то я тогда никак не рассчитывала на датчанина, ожидала скорее какого-нибудь Тони, Зеппа или Густля — коренного обитателя Альп. Но все они были владельцами ресторанов быстрого питания, где подавали «Оригинальную альпийскую пасту» из микроволновки, которая раньше называлась просто: клецки по-швабски, их лепили вручную. А кроме того, подрабатывали менеджерами в местном объединении индустрии туризма и больше не испытывали нужды обучать неуклюжих горожан азам искусства держаться на двух дощечках.
В наши дни уже никто не катается на простых лыжах, нет, народ нынче стоит на «карвингах», «фриракдерах» или сноубордах, и в сжатые сорок восемь часов уик-энда ищет крутых развлечений. А потеха заключается уже не в обычном горнолыжном катании, а по большей части в полуночных спусках с горы, в хорошем подпитии, среди сотни других набравшихся, причем самый кайф — когда пропашешь на животе в долину по узкой, едва освещенной тропе, по которой, как правило, спускается скот.
Ну, да ладно. Я, кроме всего прочего, на радость местным жителям, при попытках удержаться на двух дощечках при спуске с пологого холмика, проводила опасные и болезненные для моей задницы часы, в то время как пятилетние аборигены, ловко виляя, толпами обгоняли меня.
Нет уж, благодарю покорно!
Итак, я осталась дома. Но не без дела. Этим пятничным утром мне пришел громадный пакет из «С-Трип».
Почтальон, который — спасибо Аполлону с Зевсом! — никогда не отваживался доставить почту в дом или хотя бы до почтового ящика, просто перебрасывал всю корреспонденцию через невысокую электроизгородь в садик. Там ее, как правило, драли на мелкие кусочки Зевс и Аполлон. Или превращал в мокрое месиво осенний ливень. На выбор.
Пакет из «С-Трип» вымок насквозь. И это было огромной удачей, потому что в таком виде его было легко свернуть в трубочку и засунуть за декольте — за миллисекунду до того, как Урс, отправляясь в продленное путешествие, вышел вслед за мной из дому.
— Есть что-нибудь для меня? — на ходу спросил он.
Я покачала головой и на прощание благопристойно поцеловала его в щеку. Мелочь, из-за которой я всегда завидовала старым супружеским парам. До этой недели, которую всю напролет Урс дулся. Его прежние поцелуи, преисполненные любви, уступили место подчеркнуто неприступной мужской щеке, которая отвергала мои скромные поцелуи.
Мы были два упрямых барана.
Но я ни за что не сдамся! Скорее ад замерзнет, чем я уступлю типу, который устраивает женщине психическую пытку ради собственного удовлетворения.
БЕРЕМ НА ЗАМЕТКУ:
Собака, перевозимая на автомобиле, одновременно и проклятье, и благословение.
Едва старенький «сааб-комби» Урса скатился по Шоттштрассе, как я разодрала пакет. На диван высыпалась толстая стопка писем. Тропическая рыбка прижалась носом к стеклу аквариума, а попугайчики, которым по утрам полагался час свободного полета, с воодушевлением и от души накакали на спинку дивана.
Первое письмо было из посреднической конторы по заключению браков Альфонса Пикля, специализирующейся на «особо трудных случаях».
«Вам повезло. Тот, по кому вы тоскуете, тоже тоскует по вам — невзирая на ваши физические недостатки или скромное происхождение», — стояло на ярко-розовом флаерсе[52].
Ничего себе с каких это пор, позвольте спросить, я стала «особо трудным случаем»? И смутно припомнила свою формулировку: «не красавица, но единственная в своем роде», однако тут же отбросила эту мысль.
Во второй конверт с шифром была вложена скромная открытка с красной розой и надписью «Всего наилучшего ко дню рождения!». На оборотной стороне зеленым фломастером было выведено: «Fluctuat nee mergitur» Зашифрованный код розенкрейцеров [53]? Письмо не по адресу?
Розыгрыш, который позволила себе Алекс? Нет, эта открытка тоже пойдет в шредер, который стоит в моем кабинете.
А вот следующий конверт наконец-то дал первый обнадеживающий результат:
«Привет, Незнакомка!
Мне понравилось ваше объявление.
Мне 62, бывший учитель истории (переквалифицировавшийся в чиновника), в отставке ранее положенного срока.
Мои предпочтения: путешествия, классическая музыка, сочинение стихов.
Проживаю у своей сорокалетней незамужней дочери.
Если Вы ищете опытного, с закаленной волей мужчину, позвоните мне».
На первый взгляд почерк напоминал о трясущемся склеротике, но на второй — был вполне удобочитаем. Фотографии, которую я непременно требовала в объявлении, не было, только обязательный номер мобильного.
Не то чтобы пожилые синьоры не имели права претендовать на позднее счастье, но неужели он в свои шестьдесят два считал себя — для женщины, моложе его больше чем на двадцать лет, — «сильным медведем», способным на длительные эксперименты в горизонтальном положении? Да, мужское самомнение с годами не скрючивается, а наоборот, укрепляется!
Неужели Алекс действительно договорилась с трясущимся старцем? А если ее это не отпугнуло, захотела бы она встречаться с тем, кто садомазохистским играм предпочитает стихоплетство? Но что я в этом понимаю? Может, он с удовольствием сочиняет, зашнуровывая и завязывая узлы…
По крайней мере письмо он написал от руки.
Все остальные отклики были сплошь отпечатаны, от руки проставлен только номер шифра. Я пошла по следу.
— Да, да, да!
Вакханальное воодушевление Алекс.
Это происходило перед нашей обычной йогой по пятницам. Мы сидели, оставшись последними, в дамской раздевалке «Дворца йоги Алмаз Аотоса». Где-то там Свэми Детлеф звонил к началу занятий тибетским храмовым колокольчиком.
— Вот они! Те, с которыми я встречалась! Эти семь субчиков были у меня дома.
Боже, как я обожаю, когда снова и снова оказываюсь права! Из десяти писем, которые я оставила, семь были от серийных охотников: Фродо, Ларе, Лауренцио, Отто, Рональд, Зиги и Торбен.
Три прочих письма оказались безрезультатны. Одно было от женщины, которая жаждала «захватывающих вечеров с вязанием и обменом рецептами от главы семейства» — по всей вероятности она просто перепутала номера шифров. Два других исходили от клубов «Тем, кому за…», которые «собирают самых веселых холостяков со всего Штутгарта» и в которые я могу вступить за взнос в 50 евро и в кругу единомышленников вскоре найду партнера моей мечты [54].
