— Дим, я сейчас уезжаю. Не жди, ложись спать.
— Что случилось? Опять? Хочешь, я с тобой съезжу?
— Ну да, только тебя там и не хватало, — невесело усмехнулась Лера. — Для полноты картины. Лучше позвони Николаю, пусть немедленно подъезжает. Я пока оденусь.
* * *
— Где он? — поинтересовалась Меркулова, оглядывая торговый зал.
Кузовков молча показал на журнальный столик. Рядом с разложенными глянцевыми журналами невозмутимо пристроился светло-коричневый плюшевый медвежонок. Валерия протянула руку, задумчиво потрепала симпатичную игрушку.
— А я уже привыкаю, — заметила она, глянув на озабоченного старлея. — Еще чуть-чуть, и буду ждать наших ночных посиделок.
Михаил вежливо хмыкнул, про себя обозвав Меркулову курицей и глупой бабой. Он-то будет счастлив поскорее избавиться от этого дела. Ему не нравилась эта женщина, умудряющаяся шутить в такие моменты, не нравился ее новоявленный сын, со снисходительным видом рассуждающий о счастье, не нравилось это преступление, непонятное и какое-то бесцельное. Если это знак, то какой? И потом, взломщик уже должен знать, что Меркуловой его медведи ни о чем не говорят.
Почему же все продолжается? Хоть бы какую записку к этому мишке приколол, что ли! Или это только начало, а потом будет что-нибудь еще? Что?
Кузовков тяжело вздохнул. Почему у него такая несчастливая судьба? Вот некоторым достается сплошная бытовуха. Все просто и понятно, расследование — дело техники и вопрос времени. Почему он все время сталкивается с какими-то дикими выходками, психологическими ребусами, моральными извращениями? Элита, черт бы ее побрал.
— Вы так смотрите, будто собираетесь придушить меня, чтобы не было больше этих непоняток, — тут же отреагировала Меркулова.
Михаил смутился, поняв, что она заметила его явную неприязнь.
— Валерия Павловна, — грубовато, стараясь скрыть неловкость, начал он. — Кто в случае вашей смерти наследует имущество?
Валерия скептически подняла бровь.
— Если это начало убийства, то какое-то слишком уж замысловатое, не думаете?
— Вы не хотите отвечать? — холодно уточнил Кузовков.
— Вообще не хочу, — согласилась Меркулова. — Я тут подумала, что в плане уничтожения моей жизни вы продвинулись намного дальше, чем этот несчастный зверолюб.
— То есть, — наседал старлей, — вы отказываетесь помогать следствию?
— Нет. Извините, я… Нервы. Квартира, машина и всякие мелочи остаются маме, бизнес — Игнату Заборовскому. Ни с кем из них мы никогда об этом не говорили, вряд ли вообще кто-то знает, что я написала завещание.
— А вы давно это сделали?
— Давно… — Лера нахмурилась, вспоминая, с сомнением пожала плечами. — Не помню, лет десять назад.
— А почему вы вдруг подумали о завещании? Тогда тоже что-то случилось?
— Нет. Просто подумала, что будет жалко, если после моей смерти все развалится. До этого мне нечем было слишком дорожить.
— Игнат Заборовский ваш родственник?
— Нет. Друг.
— Друг, — с непонятной интонацией повторил Кузовков.
Валерия раздраженно поджала губы. Как же хочется наорать на этого бестолкового равнодушного чурбана, как хочется стереть это брезгливое самоуверенное выражение с его физиономии!..
Спокойно. На самом деле у него вполне нормальное лицо для человека, которого посреди ночи выдернули решать чужие проблемы.
Кузовков еще что-то спрашивал, она отвечала, до отупения повторяя одни и те же, уже наизусть заученные фразы. Иногда какое-то слово ускользало, теряло смысл, и она с удивлением прислушивалась к рассыпающемуся набору звуков, пытаясь вспомнить, что же они должны значить.
— Вы поддерживаете какие-нибудь отношения с отцом вашего ребенка?
Валерия вздрогнула, подняла на лейтенанта непроницаемые серые глаза.
— Я не знаю отца своего ребенка, — решительно отрезала она. — Мы виделись один раз.
Она не собиралась сейчас ворошить еще и эту историю. Кто-кто, а отец ребенка точно не имеет никакого отношения к делу, и ей совсем не хочется, чтобы въедливый лейтенантик самостоятельно в этом убеждался.
Они с Борисом никогда и ничего друг от друга не ждали. Это была случайная, легкая и совершенно необременительная связь…
Валерия училась на третьем курсе пединститута. Родители, тогда еще не разведенные, снимали ей комнату у одинокой пенсионерки. Жить она должна была на стипендию. Ха-ха-ха. С первого курса Лера думала, как заработать, и с первого курса знала, что не собирается быть учительницей. Собственно, она бы и не училась, но как иначе было продержаться в городе? А старушка попалась не вредная, регулярно подкармливала свою жиличку, не мешала ей часами лить воду и жечь по ночам электричество.
Идиллию нарушали только соседи сверху. У них царило вечное веселье. Музыка орала, посуда звенела, пронзительно визжали какие-то девицы и гоготали парни. Хозяйка тяжело вздыхала и крестилась.
— Неужели никто не может вызвать милицию?! — возмущалась Лера. — Дурдом какой-то!
Старушка начинала креститься еще мельче и быстрее и бормотала что-то малосвязное о том, что ни с соседями, ни с милицией лучше не связываться.
Той душной, совсем не подходящей для начала июня ночью она изнемогала над методикой преподавания литературы. Как всегда, над головой гремела музыка, и, вместо того, чтобы вникать в учебник, мозг бессмысленно повторял за неизвестной Лере певицей слова какого-то хита. Промаявшись до двух часов, девушка решительно захлопнула книгу и, пробормотав для раззадоривания: «Это же совершенно невозможно!», фурией понеслась к соседям.
— Это же совершенно невозможно! — рявкнула она уже вслух, едва перед ней раскрылась дверь. — Если вам повезло и с утра никуда не надо, это не повод портить жизнь всему подъезду!
— Ты че? — озадаченно пробормотал абсолютно пьяный парень, пытаясь сосредоточить на ней бессмысленный взгляд. Ничего не получалось, и, обреченно махнув рукой, он крикнул куда-то в глубь квартиры: — Витек!
Материализовавшийся в прихожей Витек оказался точной копией приятеля и отреагировал на появление Леры так же.
— Ты че?
— Вы можете сделать тише? — стараясь выглядеть невозмутимо, поинтересовалась Лера и, видя, что пауза затянулась, неуклюже пояснила: — Ну музыка, звук. Ночь уже.
Ответной реплики не последовало, и Лера осторожно попятилась к двери. Ей уже не казалась разумной мысль явиться сюда, тем более одной.
— Ты это… — ожил вдруг Витек. — Виски будешь?
— Что? — опешила она.
— Ну виски, — миролюбиво повторил парень. — Или шампусика?
