Наверное, она временно сошла с ума от удивления. По крайней мере других объяснений тому, что она спокойно вошла в чужую квартиру и присоединилась к сомнительной компании, у самой Леры не было. Если бы такое сделала героиня какого-нибудь фильма или романа, она бы ужасно возмущалась и сказала, что таких глупых девиц не бывает…
Первым осознанным ощущением была боль. Валерия тяжело застонала и отчаянным усилием попыталась выпрямиться. Ничего не получалось. Пришлось приоткрыть один глаз и осмотреться. Неудобно поджав под себя ноги, она полулежала в том же кресле, которое ей вчера так радушно предложили. Валерия медленно, с трудом вытянула из-под головы затекшую руку, попробовала приподняться, но окружающий мир тут же рассыпался на миллион отдельных фрагментов, которые неторопливо закружились, вызывая тошноту.
— Я умираю, — скорбно сообщила Лера в пространство.
К ее удивлению, пространство отозвалось сочувственным голосом:
— Ты похмелись, полегчает.
— Нет! — с ужасом воскликнула Валерия и тут же вдавилась в спинку кресла, пытаясь унять безумную вспышку головной боли. — Я вообще никогда больше ничего не выпью.
— Ну-ну, — теперь собеседник явно веселился. — Аспирин дать?
— Дай… Сколько времени вообще?
— Начало третьего.
— Что?! — Валерия снова подскочила, забыв о недавнем грустном опыте. — Ты что, у меня же экзамен!
Парень беспечно пожал плечами.
— И че? Сунешь пару гринов в лапу, и все будет тип-топ.
— Что? — нахмурилась Лера, тщетно пытаясь уловить смысл фразы.
— Ну зеленых отсыплешь.
— А-а, — Лера усмехнулась. — Это не мой стиль. Мне б самой кто отсыпал.
— Не вопрос, — кивнул парень и невозмутимо вытащил откуда-то из-за книг перехваченную резинкой пачку купюр.
— Ты вообще?! — от изумления Лера все-таки смогла принять вертикальное положение.
— Мне не жалко, — он снова равнодушно пожал плечами.
— Борис у нас берет под покровительство хорошеньких девиц, — прохрипел кто-то от порога.
Валерия вгляделась в смутно знакомое лицо. Витек, вспомнила она. Тоже, видно, страдает от похмелья.
— Нет, спасибо, конечно, — промямлила она, еще не до конца уверенная, что все это не какой-то странный розыгрыш. — Только я не верну.
— Само собой. Кто ж берет деньги, если собирается возвращать, — поделился Борис непонятной девушке мыслью. — Держи. Заходи вечерком, расскажешь, как прокатило.
Экзамен Лера все-таки решила сдавать сама. Не потому, что стало жалко внезапно свалившихся денег, просто предлагать взятку было как-то страшновато. А приглашением воспользовалась. И тем вечером, и назавтра, и потом. Ей было весело и интересно. И где-то в глубине души робко зрела мысль, что такое знакомство может пригодиться.
Борис не был жадным, Лера не была навязчивой, и обоим их отношения казались почти идеалом. Ее беременность для обоих оказалась неприятной неожиданностью.
— Ладно, Лерик, ты звони, если что, — сказал ей тогда Борис, давая понять, что не намерен регулярно созерцать растущий живот любовницы.
Валерия купила обручальное кольцо, выдумала погибшего в ДТП мужа и переехала от милой старушки в район, где ее никто не знал. Оставшиеся шесть месяцев беременности показались целой жизнью.
Валерия злилась на весь мир, ненавидела свои опухающие ноги, вечно гудящую голову, непонятно откуда взявшуюся плаксивость и никогда не проходящее желание поспать. Она тихо завидовала Борису, для которого вся неприятность ограничилась десятью минутами тяжелого разговора.
После родов Лера с облегчением стянула надоевшее кольцо и снова сменила место жительства. Потихоньку открывалась заграница, кто-то куда-то ездил, что-то привозил. Лера боязливо попробовала перепродать несколько доставшихся по дешевке вещиц. К ее удивлению, получилось неплохо. Казалось, никому не было никакого дела до того, как Лера Меркулова зарабатывает себе на жизнь. Она взбодрилась, осмелела и снова стала надеяться на лучшее.
С Борисом они опять увиделись на рынке. Валерия, опасливо озираясь, переминалась с ноги на ногу возле торбы с одеждой. Борис уверенно прохаживался между рядами, разделяя с торговцами их заработок.
— Ты же не ограбишь бедную беззащитную женщину, — усмехнулась Лера вместо приветствия.
— Как живешь, бедная беззащитная женщина? — почти заботливо поинтересовался тот.
— Да хреновато, — элегически протянула Валерия.
Отношения возобновились. Борис никогда не спрашивал о ребенке, Лера обрадованно молчала. Ей не хотелось вспоминать прошлое. Тем более что настоящее становилось все интереснее. Обожествляемый ею капитализм набирал обороты. Торговали уже все, кто хотел и кого не вытеснили более сильные конкуренты.
Борис помог ей арендовать относительно недорогое помещение под магазин, и Лера с ужасом и восторгом окунулась в новое занятие. Иногда Борис подкидывал ей баулы с товаром. Она благодарила и ничего не спрашивала. Главное было — продать.
А потом явилась милиция. Ее о чем-то спрашивали, что-то искали, чего-то требовали. Еще до того, как она сообразила, что именно случилось, Валерия уверенно заявила: «Я ничего не понимаю».
Это же она твердила и на бесчисленных допросах. Ничего не знает, не понимает, с Борисом Завьяловым знакома, но ничего о его деятельности не знает, никогда не интересовалась. Вещи перекупает у разных людей, может дать телефоны. Одну сумку недавно нашла на автобусной остановке возле урны. Нет, она не знает, почему до нее эту сумку никто не заметил. Возможно, потому что было рано и людей еще почти не было. Это ее личное дело, куда она собиралась в такое время. Она не считает, что это воровство, потому что хозяина рядом не было. Она, между прочим, даже развесила по району объявления о находке, но никто не отозвался, а раз так, она может считать вещи своими, правда же? И делать с ними, что заблагорассудится?
Если что-то нарушила, готова заплатить штраф, сколько надо, но она ничего не понимает и не знает…
На суде она повторила то же самое и вздохнула с облегчением. Наконец-то от нее отстанут.
…Бориса осудили за убийство. Видимо, владелец сумки считал, что зарабатывает не так много, чтобы делиться…
* * *
— Наверное, он вообще уже умер, — задумчиво пробормотала Валерия.
Водитель бросил быстрый любопытный взгляд в зеркало заднего вида. Меркулова отвернулась к окну. Обрывочные, пугающие мысли теснились в голове, раздражая своей бессмысленностью. Все ее недоумение, весь страх и отчаяние выливались в один и тот же неразгаданный вопрос — зачем? Кем бы ни был тот, кто все это затеял, зачем он это делает?
