- Ни черта мы не обсахарим, - Теперь режиссера не устраивала Саша. - Нам хотя бы Вольдемара обсахарить, Александра. Хочешь обсахарить Вольдемара?
- Хочу, - нехотя подтвердила Саша. Ей было неловко, даже не знала, куда деть руки.
- Не вижу, - наехал постановщик. - Год назад видел, что хочешь, а теперь не вижу.
От дурацкой ситуации Саша была вынуждена защищаться натянутой ухмылкой.
- А ты, Вольдемар, что лапаешь девушку?
- Это не я - это подсознание.
- Э, мозги не компостируй, ты никогда Офелию не хотел и хотеть не можешь. Ты фригиден, понимаешь? Офелия тебя хочет - ты ее нет. Она тебя обсахаривает - ты ее обратно. Ты голубой. Что не ясно?
- Хорошо, хорошо, голубой, - обреченно улыбнулся Гамлет.
Режиссер с изяществом утонченной дамы откинул назад длинные волосы:
- Прими мои соболезнования, но голубые тоже люди. Поехали сначала! С реплики королевы "Ей это Гамлет пишет".
- Ей это Гамлет пишет? - спросила королева.
- Миг терпенья,
Я no-порядку, госпожа моя...
"Не верь дневному свету,
Не верь звезде ночей,
Не верь, что правда где-то,
Но верь любви моей.
О, дорогая Офелия, не в ладах я со стихосложением... - Полоний уткнул окаменевшее лицо в листок бумаги. – Воздыхать в рифму - не моя слабость. Но что я крепко люблю тебя, о моя хорошая, верь мне. Прощай. Твой на веки, драгоценнейшая, пока цела эта машина, Гамлет".
- Вот что мне дочь дала из послушанья, - подвел черту Полоний:
- А также рассказала на словах,
Когда по времени, и где по месту
Любезничал он с ней.
- Ладно, перерыв! – скомандовал режиссер.
В перерыве к Вове пришла Ольга. Укрываясь широким зеленым зонтиком от проливного дождя, они перебежали по улице из средневековья под крышу бистро. Из шести столиков этого небольшого кабачка четыре пустовали. Пахло жареной курой, молотым кофе и охотничьими сосисками. Где-то в подсобном помещении пел Бутусов.
Вова набросился на плов, Ольга неторопливо тянула соломинкой сок из длинного стакана.
- Хорошо выглядишь, - похвалил он.
- Я знаю.
- Что ты хотела мне сказать?
- Ты говорил с Кристиной?
- А причем здесь ты?
- Я должна тебе кое-что рассказать.
- Давай, я слушаю.
- Сначала поешь, - сказала Ольга.
- Почему бы не совместить два удовольствия? – не понял Вова.
- У тебя пропадет аппетит.
- Не понял?
- Приятного мало.
- Рассказывай.
- Помнишь тот день, когда к тебе приехала мать Кристюхи?
- О, е! Это дура за пару минут вставила мне столько пистонов, сколько я не получаю по жизни за год. Она говорила со мной, словно речь идет не о дочери, а о чемодане с деньгами, словно я собираюсь спереть у нее чемодан с деньгами. Сказала, что я попадаю под уголовную статью и могу сесть на четыре года. Потом ей показалось мало, она вообще пообещала натравить на меня бандитов и ушла в подвал. Если б я ее не окликнул, она бы свернула себе шею, и это было бы справедливо.
- В тот же день Кристина напилась, пришла ко мне и спрыгнула с балкона.
- … Что-что? – не понял Вова.
Половину плова на тарелке артиста можно было выносить.
- Кристина выбросилась с балкона, - повторила Ольга. – Три дня она лежала в коме. Семь переломов, травма головного мозга. Целый год она была в больнице. Выписали только на днях.
- О, боже…
Вова закурил, и тут же забыл о сигарете. Его челюсть опускалась все ниже, рот до неприличного открылся, глаза заволокла пелена.
- И что теперь? – спросил он после паузы.
- Некоторым кажется, что она того. – Ольга покрутила пальцем у виска. – Лично я так не считаю. Конечно, она не такая, как все. Ну, смотрел, наверно, эти мелодрамы: у героини отрубает память, а потом ей двадцать серий рассказывают, что было в первой серии. Раньше Крис вообще ничего не помнила, а теперь ей что-нибудь говоришь - сразу все просекает. Самое хреновое, что у нее отказали ноги.
- Что, вообще?
- Ходит с костылями, как паучок. – Пальцы Ольги изобразили на столе, как примерно это выглядит. - Если у тебя крепкие нервы, можешь зайти посмотреть. Осенью она едва шевелила руками, несколько месяцев назад начала ходить. Так что есть улучшения, с ней работают. Зайди к ней, зайди. Она будет счастлива. Сделай ребенку подарок.
Гагаринская улица, когда-то выпихнувшая артиста каблуками, неожиданно распахнула двери, пригласила войти. Разорванная в клочья реальность протягивала навстречу руки. После взрыва она еле дышит, не помнит прошлого, не видит будущего, не ходит, едва ползет, она умоляет любить ее такой, какая она есть. Она хочет жить.
Вова купил ребенку подарок – диск Шопена и после репетиции сразу отправился на Гагаринскую.
Она была, дома одна. Костыли, длинное серое платье, полностью закрывавшее ноги, испуганные глаза, собранные на затылке волосы. Новые кожаные ботинки выскакивали из-под ее платья при каждом конвульсивном шаге. Эти высокие лакированные ортопеды невольно притягивали взгляд, скрипели и распространяли по квартире запах кожи, словно в доме три пары солдатских сапог.
Секунд десять Вова стоял как осел перед открытой дверью, не решаясь переступить порог.
- Оля сказала, ты что-то там позабыла, болеешь… Как в мелодраме.
- Я не все понимаю. - Кристина наморщила лоб. - Мелодрама?
- Мелодрама, это когда у главной героини пропадает память, - объяснил Вова. – И ей начинают рассказывать, как обстоят дела в ее личной жизни. Получаются длинные сериалы. Сейчас это модно.
- Да, я главная мелодрама, - грустно согласилась Кристина.
Пропуская гостя в квартиру, девчонка совершила хитрый маневр боковым ходом и причалила к стене, подперев ее вздернутым задом. Это было так внове, что парню потребовалось еще десять секунд на акклиматизацию.
- Все нормально? - окликнула Кристина.
- Пожалуй, да.
- Тогда закрой дверь. Мама сказала, надо хорошо закрывать дверь.
- На защелку? - Он повернулся к замку.
- Не смотри сюда, ладно? - попросила Кристина. - Я скажу, когда можно.
Ей было все равно, как закрыта дверь, лишь бы он отвернулся. Вова услышал, как затрещала кожа на ботинках, в пол ударила резинка костыля, другая... Кристина меняла место стоянки. На мгновенье она притормозила:
- Доползу - тогда поворачивайся. Тебе вредно сюда смотреть, я же вижу.
Через минуту Кристина сидела в кресле, и принц получил приглашение войти. Он подарил девушке коробку с компакт-диском:
- Это Шопен, твоя любовь.
- Шопен? - Кристина взяла пластинку, снисходительно оглядела тощего композитора, изображенного на обложке в черном плаще: – Любовь? Второй тип полового акта?
