Лишь брат, плюнув на все запреты, приехал и рассказал о беде. О скорой смерти сообщил тоже брат. Он позвонил сразу, как отцу стало хуже. А потом сам открыл дверь старого дома и позволил проститься.
Жаль, прощения я тогда не получил. Даже на смертном одре отец остался верен себе.
«Предал», «ушел», «недостоин». И ни разу «сын».
В общем, нового в его словах для меня не было. Болезнь убила тело, но ничего не смогла сделать с характером. Отец верил в свою правду. Я в свою. Яблочко от яблоньки упало недалеко.
Может, именно это и помогло пережить его уход. Горевать не получалось. Злость и работа отнимали все силы и время. Мне было хреново, но терпимо. Не хуже, чем тогда, когда ушел из дома. И точно лучше, чем ощущал бы себя, останься я рядом играть роль послушного сына.
Не вчера это случилось. Пять лет пошло. Но сейчас, когда ехал в районную больницу к почти незнакомому мне старику, накрыло, как тогда. Словно спешу не к чудаковатому Антону Павловичу, который вдруг затребовал меня к себе в больницу, а к отцу.
Непрощенная доля, видимо, сказывалась. Не отпускала и годы спустя.
В больнице чувство дежавю только усилилось. Здесь не пахло цветами и освежителем воздуха, как в частной отцовской клинике. Вместо одноразового халата мне выдали несвежие бахилы. А вместо молодой медсестрички в коротком белом халатике пожилая санитарка черенком деревянной швабры указала, где найти врача.
Все было иное, и только за грудиной ныло, как тогда.
Врач оказался профессионалом. Он не стал дурить голову вопросами о родстве, не предложил сделать пожертвование, а сразу рассказал о состоянии старика. Как близкому родственнику, каких у того не осталось.
Рассказ получился недолгим. Сука-судьба все же имеет плохое чувство юмора. Иногда она повторяется слишком сильно, не оставляя никакого маневра для фантазии.
«Рак», «четвертая стадия», «ничего не можем сделать» – я уже слышал эти слова. Тогда был уверен, что в первый и последний раз. Но только молния не бьёт в одно место дважды.
– Он давно знал? – я не стал спрашивать, можно ли переиграть старуху с косой. Все эти бессмысленные панические вопросы в моей жизни уже были. Горькие ответы на них – тоже.
– Мы наблюдаем его год. Как только заподозрили онкологию, сразу отправили в Питер. Там подтвердить удалось довольно рано, но у Антона Павловича такая форма...
– «...рабочих методик лечения ещё не придумали», – проклятая фраза как преследовала меня.
– Да.
– И сколько ему осталось?
– Антон Павлович боец. Он уже пережил все наши сроки. Живое чудо. К сожалению, даже у чудес есть свой предел.
– Он просил меня приехать срочно, – закрыв глаза, я вспомнил текст СМС: «Дорогой Дамир, нам нужно встретиться как можно скорее. Пожалуйста, приезжайте в районную больницу. Она у нас одна. Буду Вас ждать. Левданский».
– Лимит чудес, – пожал плечами немолодой доктор и с тяжёлым вздохом вернулся к стопке бумаг на своем столе.
Больше выяснить у него ничего не удалось, да, в общем, и не нужно было. Пришел черед узнавать у самого Левданского, зачем я здесь и почему именно сейчас.
С этими мыслями я покинул ординаторскую, нашел палату Антона Павловича и успел взяться за ручку.
Остановило видение. Вернее, не видение, а вполне реальное создание. С длинным хвостом, небрежно перекинутым через плечо, в туфлях-лодочках, которые отлично смотрелись на стройных ножках, и в платье, обычном, темно-синем, чуть ниже колена, без декольте, без разреза, но идеально обтягивающем высокую грудь и талию.
Знакомое видение. То самое, из сладких снов. Вот только одна деталь была новой. Слишком новой и хорошо заметной.
«Что?!»
Челюсть сама отъехала вниз.
«Какого?..»
Чувствуя, как пропустил удар под дых, я убрал руку с несчастной дверной ручки. Сощурил до боли глаза и, выждав пару секунд, снова посмотрел на приближающуюся к палате молодую женщину.
Не показалось.
Глава 17. Князь во плоти. Одна штука
Дарья.
Всю дорогу от дома до больницы я не могла сосредоточиться ни на чем, кроме болезни милого старика Левданского.
Его кухарка плакала, рассказывая мне, что хозяин совсем плох и ждёт меня в больнице. Она всхлипывала, прерывалась, и от слов веяло такой болью, что я даже не стала интересоваться, как удалось найти мой номер.
Вероятно, сработало правило маленького городка – общие знакомые есть у каждого. Может, было что-то еще. Без разницы. Главное, что Антон Павлович очень хотел повидаться и боялся не успеть.
Отказаться я, конечно же, не могла. Пусть на часах было почти восемь вечера, пусть позади остался тяжелый рабочий день, а кушать хотелось, как после недели строгой диеты, но вместо адреса дома я назвала таксисту адрес больницы. А как только приехала, сразу же бросилась искать нужную палату.
К счастью, женский топографический кретинизм сильно не зверствовал. Пропустив нужный этаж, спутав мужскую терапию с женской, я быстро сориентировалась. Стоило всего лишь повернуть назад, пройти пару метров, и взгляд сам зацепился за нужный номер палаты.
«Отлично», – сказала я себе и, забыв сбавить скорость, чуть не врезалась во что-то твердое, тёплое и рукастое.
– Извините, я спешу, – поднимать голову и смотреть на обладателя рук почему-то не хотелось. Вот совсем!
Объяснить себе не могла. Как блок какой-то стоял: «Не смотреть. Не думать. Не верить в то, что могу увидеть».
– Даша, здравствуй.
Вслед за загребущими руками мою неподготовленную психику закоротило от бархатного мужского голоса. Кунилингус барабанных перепонок заказывали? Слушайте и наслаждайтесь!
– Извините, я спешу! – Вероятно, Матросов именно с таким же отчаянием бросился на амбразуру, как я на дверь палаты Левданского.
Мозг все ещё отказывался переваривать информацию.
Не могло такого случиться, чтобы недоступный и занятой князь вдруг сам оказался рядом. В фантазиях – да. По десять раз в день фантазировала, представляя нашу встречу. Во снах – тоже. Снился гад регулярно, словно работа у него была такая, в ночную смену на дому.
А чтобы «Привет, Даша!» и лапы на задницу... галлюцинация. Точно! Соленые огурцы со сгущенкой не подружились. Или выпитая перед дорогой кола, запитая молоком, ударила по мозгам.
– Ты тоже к Антону Павловичу? – мой личный глюк по-хозяйски провел ладонью по спине. Словно позвонки сосчитал. И утопил меня в уютных объятиях. Носом в самое солнечное сплетение.
– Да, прошу прощения, спешу.
От полного фиаско меня отделял всего один шаг. Внутренний голос уже вопил во всю мощь: «Психиатра ей! Срочно! Тяжёлая форма матушки-шизы!», но закаленный годами в бухгалтерии мозжечок ловко скоординировал действия.
Освободиться.
Отслониться.
Открыть дверь.
И продолжить путь.
Совсем как герой Рассела Кроу в «Играх разума».
У меня даже все получилось. Призрак больше не прикасался и не пытал уши потрясающим голосом. Знакомый аромат растворился в запахе лекарств и апельсинов.
Напрягло лишь одно. Уже в самой палате, после обмена приветствиями с Левданским, странности не закончились. Из тех же «Игр разума» я четко знала – групповых галлюцинаций не бывает, каждая крыша съезжает по-своему.
Но старик дважды сказал слово «здравствуйте». И после того как посмотрел на меня, уставился взглядом за спину. Туда, где по ощущениям находился мой глюк.
– Дамир, Дарья, извините, что отвлек вас от дел.
Моя хлипкая надежда на знакомство с местным мозгоправом покрылась мелкими трещинками и стеклянными осколками рухнула на пол.
– Спасибо, что вы оба приехали.
Старик откашлялся, тяжело приподнялся, а я как стояла, так и села. На тумбочку. Даже не поглядев заранее, свободна ли она.
* * *
Прийти в себя удалось далеко не сразу. Мне было дико стыдно перед Антоном Павловичем, но из его первых слов запомнилось только «красивая пара» и «рад был познакомиться». Потом он говорил что-то про усадьбу. О счастливых годах в ней. О хозяйстве и работниках.
