она получит все, если согласитесь. Отец говорил, Вы лучший.Я не лукавлю.- Да, думаю, у твоей мамы есть все шансы получить хорошую долю.- Она не хочет долю, Сергей Александрович. Она хочет все.- Не уверен...- Зато я уверен, - перебивает Ваня и сворачивает разговор. - Ладно, все понятно. Спасибо, что хоть не врете.Он вешает трубку, и я сжимаю руль сильнее. Сколько моральных задач мне придется решить? И можно ли остаться приличным человеком, приняв решение? Этика и личный фактор. Ненавижу это в своей работе больше всего. Кажется, совесть у меня в столе до сих пор подает признаки жизни. Хорошо хоть сердца нет.
Паркуясь у ресторана, я стараюсь подавить эмоции, включаю режим законника с чистыми руками, холодным сердцем и умной головой. Ничего горячего в моем организме нет. Марина уже ждет меня за столом, встает, раскрывая объятия, но я уклоняюсь и протягиваю ей руку. Она закатывает глаза.
- Да, конечно, у нас деловая встреча, но я рада тебя видеть, Сережа.
- Взаимно, - вру я, отпуская ее руку. – Соболезную.
Марина машет рукой и усаживается обратно за стол. Я придвигаю ей стул, сажусь напротив, не глядя в меню, заказываю мясо, салат и кофе. Моя давняя знакомая же долго просматривает картинки, говоря одновременно.
- Мы давно не родные люди с Колей. Я, конечно, сожалею о его смерти, но уместнее соболезновать тем шлюшкам, которые были с ним в сауне.
Я молчу, как и официант, который ждет ее заказ. В голове сразу рождается мысль, что сама Марина не так далеко ушла от тех самых шлюшек. Скорее они достойны больше уважения и соболезнований, чем бывшая жена моего клиента и достаточно близкого друга.
Марина делает заказ, и официант с облегчением уходит.
Пока готовится еда, мы говорим о ее путешествиях, общих знакомых, даже о котировках валют. Я улыбаюсь, но с каждой минутой меня все сильнее мутит. А она ведь ничего еще не сказала по делу. Вспоминаю, что у нас был мимолетный флирт уже после развода с Николаем, разумеется. Радуюсь, что не пошел дальше. Даже сидеть рядом с Мариной мне неприятно. От одной мысли о сексе с ней становится противно. А я ведь допускал такие мысли. И даже больше.
Нам приносят еду, и она начинает наконец-то говорить по делу, пока я жую.
- В общем, Сереж, мне нужен полный контроль за капиталом. Завещание Коли – это чушь. Я обязательно буду его оспаривать. Ты возьмешься?
Абсолютно неэтично с моей стороны говорить то, что первым приходит на ум, но, даже прожевав, я не могу проглотить слова.
- Ты же понимаешь, что выступишь в суде против собственного сына?
Марина моментально заводится.
- Это он выступил против меня, когда заставил Николая написать чертово завещание.
- Думаешь, было давление? – приподнимаю бровь, прекрасно зная, что давления не было.
- Да конечно. Как вообще может в голову прийти, что пацан в состоянии управлять деньгами и заботиться о братьях малолетних? Ему двадцать два. Какие там мозги?
У меня складывается ощущение, что мозгов у Вани больше, чем у его матери. И братьями он занимался уж точно чаще и больше, чем она. Кажется, последние годы Марина жила в Лос-Анджелесе, не особенно тоскуя о детях. Или в Майами? В общем, не в Выборге – точно.
Я доедаю обед. Еда вкусная, но удовольствия я не испытываю. Марина продолжает рассказывать о своей тяжелой жизни, о Ване, который не пожелал лететь с ней в Штаты, о младших близнецах, которых запретил категорически увозить Николай. Об одиночестве и сложной жизни женщины за сорок. Сплошная борьба за выживание.
Смотрю на лицо без единой морщинки после сорока, вспоминаю ее фото с молодым инструктором по йоге из инстаграма. Да, жизнь – борьба. Марина это точно знает. Теперь вот борьба с родным сыном. Я могу взять ее дело, и она мне точно заплатит при любом исходе. Скорее всего, он будет в ее пользу, если я выступлю на ее стороне. А вот Иван мне таких гарантий не даст. К тому же я давно сам с собой договорился. Кто первый, тот и прав.
Но вопреки собственным принципам, я все еще тяну с ответом.
- Ладно, Марин. У нас ещё есть неделя. Я приму решение, дам тебе знать. Спасибо, что позвонила, как только прилетела.
Я встаю, и на этот раз она заключает меня в объятия и чмокает в щеку.
Тебе спасибо, Сереженька. Звони мне обязательно. И не по делу тоже. Может, сходим куда-то? Я сто лет в Питере нигде не была.
- Дел по горло, дорогая. Но может быть, - почти не вру я, отстраняясь.
По дороге в офис снова взвешиваю все за и против, но в который раз не нахожу ответа. Скорее всего, его просто нет. Мне нужно решить самому, трезво, без эмоций. А может, и вовсе отказаться от этого дела. Все три варианта мне не нравятся. Возможно, так же, как я сам себе не очень нравлюсь сейчас.
В приемной шумно. Студенты что-то обсуждают, громко смеются, но едва вхожу, разумеется, замолкают.
- Все свободны, - отправляю я их, но сморю только на Соню, которая тоже начинает собирать вещи в сумку. – София, ты останься. Зайди ко мне.
Бросаю портфель на диван, пальто туда же, разворачиваюсь и смотрю на мою маленькую коварную девственницу. Черт, если она беременна?! Что я с этим должен делать? У меня и подруги постоянной, можно сказать, не было, а тут ребенок и стажерка.
Оставить ее разбираться и решать самой не имею права. Это просто подло. Особенно, если учесть, что она ничего не знает об отце.
Обсматриваю Соню с головы до ног, не зная, как начать разговор. Мысли путаются, слова не складываются. Где красноречие, когда оно так нужно? Я только и думаю, как расстегну эти пуговки, стащу с нее рубашку и отпущу на свободу волну темных волос. Они почти чёрные, блестящие и, кажется, вьются.
Боже, я в такой жопе!
Она выглядит так соблазнительно, так горячо. Я с трудом сдерживаюсь и снова возвращаюсь к
