Вика шла, не глядя по сторонам, — опять задумалась. В голове у нее немного шумело, и она еще некоторое время чувствовала спиной обеспокоенный взгляд мужа, потому не выдержала, обернулась и махнула ему, мол, не волнуйся, со мной все в порядке.
Вот странно-то, любовь вернулась к ее мужу через жалость. Через сострадание… Нет, получается не очень убедительно. Но он же сам сказал, что когда увидел ее лежащей, без чувств…
А может, истинные чувства именно так и проверяются? Экстремальностью?
Еще некоторое время Вика медленно шла в полной прострации, пока ее кто-то сзади слегка не толкнул. В бедро. Она так изумилась, что не сразу повернулась — ребенок, что ли?
Перед ней стоял огромный черный пес и смотрел на нее. Вике показалось, что она вроде слышала чей-то крик: «Девушка, бегите, собака!», но не обратила внимания. Чего ей бежать? Собак она никогда не боялась. И вряд ли по улице за ней мчалась бешеная собака.
Обычно для спокойного обдумывания какой-нибудь проблемы Вика как бы отключалась, но так, что звуки извне до нее все-таки доносились и потом она могла при необходимости их проанализировать.
Неужели этот пес некоторое время за ней бежал, а она и не слышала?
Пес был крупный, Вика даже сказала про себя — высокий. Ей выше пояса — это если иметь в виду туловище, а головой он, наверное, и до плеча ей доставал. Понятно, что люди такого пса боялись. Другие, но не Вика.
Вон, у него даже ошейник есть. Не бродяжка какой-нибудь. Хотя… Некоторое время, видимо, собака провела без хозяйского догляда, потому что шерсть на ней была довольно грязная, а глаза по-человечьи усталые.
— Ты потерялся? — спросила его Вика и погладила по голове. — Как же тебя звать-то? Черныш? Нет, это больше для дворняжки подошло бы, а ты у нас благородных кровей… Блэк!
Пес шевельнул ушами. Вика оглянулась. Поблизости никого не было из тех, кто выглядел бы хозяином такого великолепного пса.
Вика никому не говорила, но маленьких собак она не очень любила и всегда мечтала вот о таком, самом большом. Он был как ожившая мечта юной Вики Хмельковой. Раньше она представляла себе, как вечером будет гулять с ним по набережной и встречные девчонки и мальчишки станут ей завидовать. А ее пес, большой, черный, будет спокойно идти рядом, и им вслед — оглядываться люди.
— Таким большим собакам не разрешается разгуливать по улицам в одиночку, — сказала Вика.
Блэк лизнул ее в руку. Возможно, его звали не так, а как-нибудь вроде Монтгомери фон Брауншвейг, но поправить ее было некому, а оставить пса одного — он явно был растерян и нуждался в поддержке — у нее не поднялась рука.
В общем, Вика подумала, а потом сняла с юбки узкий черный ремешок, привязала к ошейнику и слегка потянула пса за собой. Он покорно пошел за ней следом.
Хорошо, что в это время дня трамваи шли почти пустые, так что Вика устроилась с Блэком на задней площадке и кондуктор ничего по поводу собаки не сказала — мол, без намордника нельзя, потому что Вика на всякий случай взяла билет и на него.
До дома Вика с Блэком дошли без приключений. Только соседка, баба Глаша, спросила ее из-за забора:
— Вика, никак, вы собаку завели?
На что Вика буркнула нечленораздельно — пусть понимает, как хочет.
— Сейчас я тебя покормлю, — уверенно сказала Вика, соображая, что бы ему дать, и вспомнила: пицца! До сих пор никто к ней и не прикоснулся.
Она вынесла пиццу и налила воды в небольшой старый тазик. Блэк неуверенно обернулся на нее.
— Ешь, — сказала Вика, — пицца только с виду не слишком аппетитная, а положила я в нее все лучшее и свежее.
Пес деликатно попил водички и только потом осторожно ткнулся носом в Викин кулинарный изыск.
Одним щелчком гигантских челюстей откусил половину и проглотил. Опять оглянулся на Вику, не сердится ли новая хозяйка на то, что он такой голодный. И вторым щелчком прикончил огромную — на весь противень! — пиццу.
Вика даже растерялась.
— Вот сколько еды тебе нужно, — задумчиво сказала она, — этак я тебя, пожалуй, и не прокормлю. Например, если Санька влюбится еще в какую-нибудь Лизавету и уйдет. Я получаю не слишком много. А то, может статься, он откажется тебя содержать.
Позицию мужа в этом вопросе она не могла даже представить. Санька… он такой рафинированный, как англичанин. Собственно, вживую Вика англичан не видела, но по книжкам представляла их именно такими. Он консерватор, и почти в любом вопросе у него есть свое, прочно утвердившееся понятие. Как он ухитрился жениться на Вике? Если подумать, она — полная ему противоположность. Ему бы подошла какая-нибудь врачиха или медсестра, которая чистила бы картошку в резиновых перчатках.
От нарисованной картины Вика хихикнула, и пес с беспокойством на нее посмотрел. Она успокаивающе положила руку ему на голову.
— Если Санька от нас уйдет, ты станешь есть хлеб?
Пес посмотрел Вике в глаза и как будто кивнул. На самом деле не кивнул, конечно, просто у него были такие выразительные глаза, словно он понимал человеческую речь и не мог ответить только по причине своей несовершенной собачьей природы, непредусмотренной для произнесения человеческой речи.
— Тогда мы будем за тебя бороться до конца. Не станет же Санька говорить: «Выбирай — или я, или Блэк». Не такой он глупый. Собака — это собака, а жена… Надо позвонить папе.
Отец Вики, Павел Данилович Хмельков, был человеком обеспеченным. Он мог многое, но ему было некогда. В новой семье у него имелась еще одна, совсем маленькая дочь и к тому же молодая жена, а о Вике он вспоминал в день ее рождения и на Восьмое марта.
Но Вика на отца не обижалась. Говорила себе, что он все равно ее любит и, если что, всегда ей поможет. Не то чтобы она хотела к отцу с какой-нибудь просьбой обратиться, а просто приятно было осознавать, что человек такой на свете есть.
Денег у отца Вика принципиально не брала и ужасно смущалась, когда в день рождения шофер Павла Хмелькова по имени Арнольд привозил ей дорогущую корзину с цветами и коробочку с серьгами или кольцом. Тоже дорогими.
Бабушка, когда была жива, хмыкала:
— Ишь ты, папочка откупается!
А Санька не мог дарить ей такие дорогие подарки. Пока. И ничего ей по поводу подарков отца не говорил. Но наверное, это его задевало.
Видимо, в противовес подаркам тестя он теперь мечтал купить Вике шубу из натурального меха. Вот только соответствующая работа или удачный заказ все не подворачивались, а на шесть тысяч в месяц не больно-то разгонишься.
На свадьбу Вике отец подарил стиральную машину-автомат, холодильник и, кроме того, дал деньги. Вручил их Саньке, памятуя о нежелании дочери у него деньги брать.
Викин муж, в отличие от нее, не считал помощь тестя чем-то экстраординарным. Говорил: дают — бери. Тем более что деньги вручает не чужой дядя, а родной отец жены.
Он даже не сказал Вике, сколько было денег, но благодаря им смог построить во дворе теплый гараж и, видимо, осталось кое-что еще, если на «Жигули» пришлось копить не слишком долго.
Но позвонила Вика отцу вовсе не потому, что нуждалась в его материальной помощи. Папа Вики знал и любил собак, потому в первую очередь она вспомнила о нем и пошла за телефоном. Блэк отправился следом, ни на секунду не задержавшись в дверях или перед порогом, как сделала бы настоящая дворовая собака.
Вика поняла, что он привык жить в квартире. Он уверенно зацокал когтями по паркету, лишь косил взглядом на Вику — ждал окрика, что ли? Ничего, пусть походит в первый и последний раз. В чем она была совершенно уверена, это в том, что Санька никогда не согласится, чтобы такой конь — он именно так и скажет! — жил в их небольшом, уютном домике.
— Правильно ли было с моей стороны приводить тебя сюда? — вслух усомнилась Вика, когда Блэк, походив по квартире и обнюхав углы, улегся на паласе у кресла, в котором она сидела.
Нет, надо срочно звонить отцу. Ей одной будет трудно решить эту неожиданно свалившуюся на нее проблему. И она набрала знакомый номер.
