одеялом, которым Ева укрывалась.
Хотелось прийти в кухню и смотреть на чашку, из которой она пила и съесть что-то, что она приготовила.
Короче какая-то хрень со мной творилась и я точно знал, что это — хрень. Дерьмовая, непривычная тоска.
Подъехал к дому. Припарковался. Выхожу из машины. Смотрю на окна. В кухне свет горит. Кровь прилила к лицу мгновенно.
Неожиданно.
А может это не она. Может кто-то меня уже поджидает?
Если бы поджидали, сидели бы в темноте. Те кто может меня ждать не идиоты.
Но у двери, на всякий случай, пистолет достал. Подошел, прислушался.
Вставил ключ в замок. Открыл и толкнул дверь. Никто не выскочил на меня нападать. Тишина.
Я вошел. Сначала в комнату, включил свет. Никого. Потом на кухню.
Раскладушка разобрана. Ева лежит на ней. Спит. Точно спит.
Пакет, который я ей оставил, в углу валяется.
Не ушла, значит. Я улыбнулся. Постоял немного и пошел в комнату.
Упал на диван и кажется сразу заснул.
В этот день он не пришел. Вечером тоже нет.
Я приготовила ужин. Сидела, ждала.
Бродила по квартире. Заглянула в его шкаф, трогала одежду, вдыхала её аромат. Впитывала насыщенный и одновременно сдержанный мужской запах. Он пьянит, возбуждает, воздействует на меня. Пробуждает в воображении разные картины, движения и действия.
В этой комнате я словно уже в объятьях Беса. Это заставляет забывать о его холодности, равнодушии, толкает мысли на новое представление его самого. Нежного, сильного, ласкового и конечно любящего.
Время идёт, но Бес не возвращается.
Я легла на его диван, включила телевизор. Так и заснула.
Утром просунулась, Беса ещё нет.
Конечно, зачем ему сюда возвращаться. Он же думает, что я ушла. Значит, ушел и забыл. Получается, он действительно, совсем равнодушен ко мне. И ничего не изменится. Незачем и хотеть.
Тогда зачем я осталась. Наверное, действительно лучше уйти.
За это время много чего передумала. Решалась, собиралась, но всё-таки боюсь уходить. Не могу сделать и шаг за порог, ведь если шагну — всё закончится. Не могу отвязать себя от этих событий. От этой квартиры. От него самого. Пока ещё не готова. Хочу быть с ними связана. Пусть всё было так плохо, но это тогда, раньше. Теперь обязательно будет хорошо.
Сижу, себя уговариваю. И понимаю, что это всего лишь обман. Но не ухожу.
Вечером на второй день Беса всё ещё нет. Снова моё ожидание закончилось ничем. В одиннадцать я разобрала раскладушку и легла спать.
Прошло наверное часа два, возни и нежелания засыпать. Когда я устала возиться и наконец почувствовала что засыпаю, слышу сквозь сон, дверь в прихожей открылась, стукнула о стену. Я открыла глаза.
Он или кто-то другой?
Когда я ложилась спать не стала выключать в кухне свет, чтобы он, ещё с улицы видел, что я не ушла.
Тихие шаги до порога кухни. Я замерла. Не двигаюсь, не дышу. Слышу его дыхание. Повернуться боюсь. Пусть думает, что я сплю.
Щёлчок, свет погас. Бес развернулся и пошел к себе. Я услышала, как он упал на кровать. Приподнялась, раскладушка скрипнула, я притихла. Дальше тишина. А потом, мерный сап, едва различимый настороженным ухом.
Немного я подождала, поёрзала, ничего. Значит спит.
Я встала. Медленно осторожно, на цыпочках, пошла в прихожую. Выглянула в темноте и увидела тёмную фигуру Беса. Он лежал на диване прямо в одежде, в куртке, в ботинках.
По прихожей носился запах алкогольно-сигаретного перегара.
Этот запах ненавижу с детства. Ещё с тех времён, когда в нашем доме собиралась куча мужиков и отец с матерью бухали и курили. А мы с Русланом пугливо сидели в комнате или прятались во дворе, чтобы отец не начал нас искать и не заставил идти за самогоном к бабе Шуре.
Ненавижу алкогольный запах перегара, потому что он вытягивает из памяти картины, которые я давно стараюсь забыть.
Теперь уже понятно, Бес пьян и спит, глубоко погрузившись в свои пьяные сновидения.
А я, наверное, по старой, ещё детской привычке, когда отец приходил пьяный в стельку, падал на кровать в засаленном рабочем ватнике, в грязных резиновых сапогах и мать заставляла меня, его раздевать. Я подошла к Бесу и начала стягивать с него ботинки.
Он не двигается, не сопротивляется. Ему, как видно, по барабану.
Потянула за рукав куртки, потом за второй. Бес только заворчал, что-то проговорил и перевернулся на спину.
Не знаю, что меня потянуло, но я, то ли по всё той же привычке, то ли ещё чего, быстрым движением расстегнула пуговицу на его джинсах, и в этот самый момент, на моё запястье, стальным обручем легла ладонь Беса.
От испуга я дернулась, но он крепко дерит. Сжимает. Давит.
В темноте его взгляд испепеляет меня на месте.
В испуге я оцепенела, от боли сжала губы.
А потом он резко отпустил мою руку и сказал:
— Пошла вон.
Отдернулась, словно коснулась кипятка. Схватила куртку машинально и вон из комнаты.
И снова моя ненависть проснулась. Выскочила, как чёрт из табакерки. Напомнила о себе. Заплясала новыми красками. Как же я могла он ней забыть?
— Придурок, — сказала я уже в прихожей, остановилась и куртку на крючок вешаю.
Примяла ладонью, собралась уже уходить, даже повернулась, когда почувствовала что-то твердое под пальцами. Остановилась, как вкопанная. Догадка промелькнула мгновенно, и действие мгновенно родилось. Без мыслей, просто, скользнула пальцами в карман, нащупала рукоятку и достала пистолет.
В полутьме прихожей, двумя руками обхватила его и смотрела. Не веря, но понимая, вот он — у меня в руках. Тяжелый, железный, идеальный. Пальцы скользнули по нему, погладили. Почему, зачем?
И какой-то злой, отчаянный, обиженный импульс толкнул в ту комнату, где на диване лежал Бес.
Торопливо, чтобы не передумать, я вошла. И уже пистолет лёг в руку мягко и удобно. Одним лёгким движением, будто знающее мои цели существо, занял ладонь, и обхватил пальцы. Не пальцы его, а он пальцы. Как будто, так и было всегда.
Я подошла в Бесу и наставила на него пистолет.
— Ненавижу тебя, — сказала.
Я вложила в эти слова свою обиду и горечь. Всё, в чём виноват он и не виноват. Наверное, это было что-то такое, отчего хотелось либо броситься к нему, либо нажать на курок. Одно из двух.
Сейчас этот пистолет стал решением всех моих проблем. Каких, я и сама не знала. Главное наставить его на Беса.
Бес — вот моя
