что завтра в универ. И как-то само собой получилось, что к середине следующего фильма мы сидели обнявшись, он гладил меня по волосам, а я клевала носом, еще надеясь досмотреть кино. Но проснулась от нежных мягких поцелуев, в которых утонула с головой до самого финала.
– Я провожу тебя, – прошептал Саша в губы, когда по экрану побежали титры.
– Я сама. Тут недалеко.
– Не обсуждается. Я не отпущу тебя ночью одну.
Поэтому мы дошли до башни, держась за руки, где я рассчитывала попрощаться. У турникетов развернулась и наткнулась на подозрительный взгляд Саши.
– Ты здесь у кого-то гостишь?
– Можно и так сказать, – согласилась я.
– Не против, если я зайду на кофе?
Я расхохоталась и ударила его в грудь.
– Конечно, против! Время два часа ночи! Так поздно кофе пить не рекомендуется.
– Если пригласишь, обещаю, мы не уснем до утра.
И от тона, которым он произнес свое обещание, по телу поплыли мурашки.
– Нет, – выдохнула я. – На сегодня Снежной королеве хватит жарких впечатлений.
– А напоследок? Для хороших снов?
– Только для хороших снов, – сжалилась я и сделала к нему полшага.
Этого хватило, чтобы Саша подхватил меня, и я снова закрутилась в водовороте его страсти. Такой засасывающей, такой необходимой. Мне… Ему…
Никогда не думала, что с этой волны так трудно соскочить. Трудно сказать «нет». Отойти, оттолкнуть.
Минутный поцелуй растягивался в пятиминутный, потом в десяти, потом я издала неприличный стон, а дежурный на пропускном корректно пару раз покашляла.
Саша прервал поцелуй сам.
– Не передумала насчет кофе?
Я жалко улыбнулась, красноречиво поглядывая на часы.
– Тогда беги, моя королева. Но обещай перед сном думать обо мне!
Я захихикала, не совсем понимая его намека, потом развернулась, приложила таблетку к турникету и пошла к лифтам.
Ни о чем я не думала. Свалилась в постель и уснула, трогая распухшие от поцелуев губы и счастливо улыбаясь, как дурочка.
Проснулась я тоже от поцелуя.
Шероховатые губы прошлись от плеча к груди, задержались на ключице, скользнули выше, к шее, царапая кожу колючей щетиной подбородка.
Я тихо застонала, поднимая свой, чтобы дать губам полный доступ к шее. По коже уже бежали мурашки удовольствия. Я еще нежилась под одеялом, в тепле и расслабленности после сна. Будоражащие поцелуи очень гармонично вошли в сонное сознание, продолжая и дополняя картинки реальными впечатлениями. Поэтому я не сразу проснулась и отреагировала на вторжение.
Вначале я лениво выплывала из сна, подставляя себя под требовательные губы, и снова впадала в сон. Вздрогнула только, когда пальцы проникли между ног и вторглись в мое интимное пространство.
Сон слетел, а губы остались.
И пальцы продолжали свое возмутительное путешествие между складок.
Я охнула и разом слетела с постели к противоположной стене спальни.
На моей кровати нагло развалился Никита, вытянув ноги в ботинках, облокотившись на подушку и самодовольно рассматривая мой растрепанный после сна вид.
– Вернись.
Коротко бросил он и взглядом указал покинутое гнездышко из одеяла.
Я сцепила руки на груди, пряча бесстыже торчащие соски, и уставилась на развалившегося Тобольского.
– А дома вы тоже обувь не снимаете?
– А что не так с моей обувью? – удивился он.
– Вы лежите в ботинках на постели, на которой я сплю, – возмутилась я.
– И что?
– Она теперь грязная! На ней уже нельзя спать!
Раздражение на Никиту стряхнуло с меня не только сонливость, но и возбуждение.
– Тебе поменяют белье и постирают. Чего ты нервничаешь? Ведь не ты же будешь стирать?
Я застыла, пытаясь осознать.
– Подожди… Кто поменяет? Стирку я сдаю в прачечную, да. Но я не меняю белье каждый день!
Никита приподнял бровь, словно удивляясь такой наивности.
– Тогда позвони и попроси, чтобы меняли ежедневно. Зачем спать на несвежем белье?
Похоже сейчас он тоже искренне удивлялся и пытался осознать.
– Я поняла. Ты не будешь разуваться у порога.
– Нет.
Вот с Тобольскими всегда так! Непрошибаемое самомнение и наглость.
– Ну ладно. Я в душ.
Чтобы больше не спорить, развернулась и ушла в ванную. Но и там одна оставалась недолго.
Каблуки дорогих, наверняка итальянских туфель простучали по плитке, и Никита устроился у стены сбоку, наблюдая за мной. Как я чистила зубы, расчесывала волосы и включала душ, выразительно поглядывая на Тобольского. Не пора ли ему выйти?
Но он остался невосприимчив к моему взгляду. Пришлось предложить:
– Может, вы завтрак для нас закажете?
– Позже, – бросил он, не пошевелившись.
Вот так мы и стояли друг напротив друга под шум льющейся воды.
– Раздевайся, – приказал он приглушенным голосом.
– Вы тоже примете со мной душ? – хмыкнула я. – В ботинках? Или теперь их снимете?
Он улыбнулся, но так, что улыбка скорее походила на оскал.
– Нет, пожалуй, закажу завтрак. Душ в ботинках оставлю на вечер.
Мой душ был спринтерским. Я вообще многое научилась делать быстро. К моменту, когда я вышла из ванной, завтрак еще не привезли, а Никита ходил вдоль панорамных окон и с кем-то разговаривал по телефону.
На секунду я залюбовалась им. Уже состоявшийся мужчина, зрелый, холеный, неспешный ни в словах, ни в действиях. Мне определенно такие нравились. Но я уже на своей шкуре почувствовала, как жестко Никита умеет ломать людей. И сейчас я его не понимала.
Почему он держится за меня? Почему больше не гнет? Почему не насилует, если изначально все сводилось к этому?
Чего мы ждем?
– Завтрака, – ответил он, удивленный вопросом, который я, кажется, произнесла вслух. – Как только его накроют, поедим и отправимся по делам. Я на работу, а ты на рентген.
– Куда? – совершенно точно в мои планы рентген не входил. – Мне надо в универ.
– Нет, сладкая. Сначала мы проверим твою целостность, а потом Костя отвезет тебя в университет, если противопоказаний не будет.
Спорить я не стала. С Тобольскими спорить вообще смысла не имеет. Поэтому переоделась под пристальным взглядом Никиты, успела подкраситься, а потом с аппетитом поела.
– Как я уже сказал, Стас тебя не тронет. Но очень прошу тебя, сама не лезь к нему!
Я аккуратно вытерла салфеткой губы и улыбнулась Никите:
– Если он будет обходить меня, то у нас нет никаких шансов встретиться. Вам нечего бояться.
Тобольский только тяжело вздохнул, и мы разошлись.
На консультацию я опоздала. Гелька махнула мне откуда-то с задней парты, но преподаватель посадила перед своим столом и третировала меня полтора часа. К концу занятия я ненавидела Тобольского с его дотошностью в части моего здоровья.
Но с его возвращением пришлось изменить и милые привычки задерживаться в