когда Есения закрыла собой Катю. Однако бросаться в омут с головой и слепо доверять одному благородному жесту — не про меня.
Однозначно, стоит присмотреться к ней, чтобы вывести на чистую воду.
Черт, нет. Вот во второй вариант я ни хера не верил. Чистота, доброта, самопожертвование — все это миф, который неоднократно развеивала сука жизнь. Причем довольно успешно.
Это только в детских сказках герои оказываются искренние и благородные, готовые сражаться за других.
Реальность, увы, совершенно иная. И возможно, я бы хотел поверить во что-то подобное, но… Но нет. Уже нет.
Тем более сейчас, когда мой враг посмел не просто сделать свой ход — он напал на мой дом! Продемонстрировал свои возможности, раздразнив моего зверя.
Чувство беспомощности, которое я испытывал те минуты, что ехал к дому и неотрывно смотрел на трансляцию камер, я запомнил навсегда.
Что ж. Он совершил ошибку — показал, что может, дав тем самым немаловажную подсказку.
И пусть его люди успели принять яд до того, как их допросили со всем пристрастием, у меня, наконец, появились зацепки. А учитывая, что с Русланом ситуация разрешилась, и теперь дело за малым, руки у меня наконец-то были развязаны…
Так что время пришло….
13. Есения
Ждала ли я, что Герман как-то поменяет ко мне свое отношение после случившегося? Может, отчасти. Но нет. Он был все так же холоден, так же равнодушен. Все так же сыпал угрозами между строк.
Непробиваемый мужчина.
Впрочем, меня это не касалось, какой он там. Главное, чтобы отпустил поскорее.
Теперь помимо еды мне приносили и лекарства. Меня даже врач навещал пару раз — проверить, что последствий лёгкого сотрясения не было.
Вообще я чувствовала себя уже довольно неплохо. Расстраивало лишь то, что я по-прежнему сидела взаперти, и вопрос о моем возвращении домой так и не решился. Одним утром я рискнула уточнить у охранника насчёт воды — накануне вечером хотелось пить, а все, что мне оставляли, я уже выпила. Но выходить из комнаты я, естественно, не рискнула, помня о наказании.
— А можно мне ещё пару бутылок воды? — Тот удивлённо посмотрел на меня. — Нет?
— Вода есть на кухне, в одном из холодильников всегда стоит упаковка.
— Но мне же нельзя покидать комнату…
— Теперь можно, но только до кухни — она на первом этаже, и только случае необходимости. В остальном все остается так же.
Я удивлённо посмотрела на мужчину. Как это? А почему я не знала? Почему Герман сам не сказал об этом? Однако вряд ли охранник мог мне ответить на мои вопросы.
До самого вечера я обдумывала новость. Чувствовала я себя гораздо лучше, спать не хотелось, поболтать с той же Кариной не вышло. Я и маме-то позвонить не смогла — ее телефон по-прежнему был отключен.
— А чего ты хотела? — довольно резко возмутилась сестра. — У нее там процедуры. И не до болтовни ей.
— Но я хотела узнать, как у нее самочувствие…
— Нормально все. Ты лучше о деньгах подумай — как мужика своего развести.
На этом разговор закончился, оставив после себя неприятный осадок. А так как настроение и до этого было не очень, после него так и вообще упало ниже нуля.
Вечером я все же рискнула спуститься. Было довольно поздно, и мне снова захотелось воды, а та, как назло, у меня закончилась. Поэтому я все же пошла вниз.
В доме стояла оглушающая тишина. По пути я не встретила ни одного охранника, хотя была уверена, что те снуют по дому постоянно. Особенно после того, что случилось недавно. Но нет. Ничего такого.
Может, потому что было поздно уже, может, у Германа была какая-то другая система охраны…
В общем, кухню я нашла. И воду в холодильнике. И еще кое-что из вкусного. Справедливо решила, что раз уж меня тут держат и домой не отпускают, то ничего страшного не случится, если я возьму и съем немного творога.
Я уже поверила, что моя вылазка так и закончится благополучно, когда, поднявшись на второй этаж, вдруг заметила, что одна из дверей теперь была приоткрыта.
Дверь в детскую…
На минуту я замешкалась, раздумывая, стоит ли заглянуть и посмотреть на малышку, но в итоге все же не решилась. Ну его, этого Мороза. Вдруг опять чего надумал бы. И уже развернулась к своей комнате, когда услышала голос мужчины.
Он говорил негромко, так, что слов было не различить. И явно находился в детской.
Какого черта я все же пошла туда же, я так и не смогла объяснить. Просто раз — и уже стояла возле двери.
— … не уберег, Анют. Представляешь? — и такая горечь была в его словах. — Тебя не уберег, и ее чуть не потерял…
Я замерла, стараясь не дышать.
Какое-то время снова была тишина. Только едва различимое позвякивание детского мобиля над кроваткой.
— Но он ответит, Ань. Клянусь тебе. Он ответит за то, что Катя осталась без матери. Я все исправлю. Обещаю…
Впервые за эти дни я слышала в голосе Германа искренние эмоции. И судя по всему, ему было больно. Я даже невольно позавидовала тем чувствам, что испытывал мужчина к матери ребенка. Он, конечно, производил впечатление очень холодного и непробиваемого человека. Но вот оказалось, что внутри у него тоже есть что-то живое. И я невольно задумалась — что же такое должно было произойти, чтобы мужчина настолько замкнулся и никого к себе не подпускал?
— Она такая красавица… — послышался сдавленный шепот. — Вся в тебя. Просто твоя копия. Я дам ей все, ты ведь знаешь это, правда? Знаешь?! Ты же видишь нас с ней? Черт, как же мне тебя не хватает, Аня… Ты бы знала, малышка…
Дальше слова было довольно сложно разобрать. Но я все еще стояла и прислушивалась. И только
